Династия железнодорожных королей фон мекк. Пётр Чайковский и Надежда фон Мекк. Любовное наваждение Наследники семейного дела и традиций: разные судьбы

В период начала царствования Александра II Россия пытается совершить "перестройку и ускорение", чтобы догнать (а может быть и перегнать) Европу. Особое внимание уделяется строительству железных дорог. Государь лично заставляет многих своих приближенных участвовать в создании акционерных обществ по строительству дорог.

Решающими в судьбе железнодорожного предпринимательства явились Указ Александра II от 27 января 1857 г. о создании в России сети железных дорог и высочайше утвержденные осенью 1857 г. договора о передаче казенной Варшавско-Венской железной дороги и прав на строительство связанных с ней ветвей и новых железных дорог в руки частной компании. Железнодорожное дело переходит в руки небольшой группы миллионеров, ставших, по существу, монополистами.

Семейство "железнодорожных королей" фон Мекк стремительно выдвинулось в ряды богатейших семей страны на волне "железнодорожной горячки" 2-й половины 1860-х— 1870-х гг. Начиная с этого времени и вплоть до 1917 года многие представители династии занимали выдающееся место, как в экономической, так и в общественной и в культурной жизни России. Но, конечно, более всего известно имя фон Мекков, как выдающихся строителей железных дорог.

Карл Федорович (Карл Отгон Георг) фон Мекк родился 22 июня 1821 г., происходил из старинной остзейской дворянской семьи, предки которой переселились в Лифляндию из Силезии на исходе Х VI века. Многие представители династии фон Мекк находились на военной службе, вначале в шведской, а затем в российской армии. Отец Карла Федоровича, также вначале избравший военную карьеру, позднее перешел на службу в министерство финансов чиновником таможенного округа. Умер он от холеры, не дослужив до пенсии и оставив вдову с малолетними детьми без всяких средств к существованию.

В 19 лет К.Ф. фон Мекк был устроен за казенный счет на учебу в Петербург. Он становится студентом Петербургского института путей сообщения и в 1844 году после успешного окончания его поступает на службу в чине поручика в ведомство путей сообщения. Молодой инженер вскоре получает место начальника дистанции Московско-Варшавского шоссе. Дальнейшая его служба в государственном ведомстве связана с работой в качестве инженера и инспектора по строительству стратегических дорог в Западной части России.

В 1848 г. фон Мекк вступает в брак с Надеждой Филаретовной Фроловской, которая стала ему верной опорой и поддержкой на всем их совместном жизненном пути. Брак был счастливым. Свидетельством этому были и их одиннадцать детей.

Продвижение К.Ф.фон Мекка по службе шло медленно. Работа в казенном ведомстве мало удовлетворяла талантливого и энергичного инженера, каким был Карл фон Мекк. В 1860 г. он в чине действительного статского советника по настоянию жены оставляет государственную службу, чтобы заняться предпринимательской деятельностью. Это был смелый, решительный и во многом рискованный шаг, сыгравший решающую роль в дальнейшей судьбе их семьи.

Уход Карла Федоровича со службы совпал с началом развертывания в стране широкого железнодорожного строительства и, в частности, с началом строительства линии Москва - Коломна Обществом Саратовской железной дороги.

Бурное развитие промышленности Московской губернии уже в 1841 году требовало быстрого, надежного и удобного сообщения Москвы с южными губерниями. В 1860 году в Московской губернии уже насчитывалось 1636 фабрик и заводов. Сырье для большинства предприятий везли из провинции. Доставка товаров с пристани Коломны, где они перегружались с волжских и окских барок на имевшие меньшую осадку суда, пригодные для мелководной Москвы-реки или на подводы, составляла 5-6 суток.

Общество Саратовской железной дороги было одно из первых обществ с широким участием представителей отечественного капитала. Образовано оно было в 1856 г. Инициатором создания общества стал генерал-адъютант С.А.Юрьевич. Акционерами общества были наследник-цесаревич Николай Александрович, великие князья Александр, Владимир и Алексей, а также многие придворные лица. Проект железной дороги оказался настолько привлекательным, что вызвал интерес и на западе. В состав учредителей вошел вице-президент Совета Бельгийских железных дорог, почт и телеграфа Брауэр де Гогендорп.

Финансовую основу общества составил гарантированный правительством акционерный капитал в 45 млн. руб. серебром. Правительство предоставило страховую гарантию по акциям в 4,5%. Общество брало на себя обязательство построить в течение шести лет одноколейную дорогу от Москвы до Саратова через Коломну, Рязань, Моршанск длиной в 725 верст.

Строительство линии Москва-Коломна началось 11 июня 1860 г. Основным подрядчиком по работам на строительстве этого участка дороги правление выбрало известную фирму Дурова. Но "главным деятелем" в подрядах Дурова был, по свидетельству барона А.И.Дельвига, К.Ф.фон Мекк. Он имел подряды на проведение земляных работ, полотна, искусственных сооружений дороги, в то же время являлся и главным деятелем по подряду земляных работ на строительстве Троицкой железной дороги.

Проектировать дорогу пригласили англичан - специалистов с практикой левостороннего движения. Поэтому и возник единственный в России участок Москва-Рязань с левосторонним движением. Рельсы поставлялись из Великобритании, металлические части к мостам и локомотивы - из Парижа, вагоны - из Берлина и Гамбурга

Первый участок дороги Москва-Коломна протяженностью 117 верст был построен очень быстро, всего за два года. Большая заслуга в успешном окончании строительства принадлежала фон Мекку. Здесь он впервые в полной мере проявил свои способности организатора и инженера, энергию, инициативу, умение заинтересовать людей, честность и обязательность в ведении дел и в расчетах. Он постоянно говорил, что "честность в расчетах - это тоже коммерция".

После ввода первого участка дороги дальнейшее ее строительство было приостановлено ввиду отсутствия средств. В 1863 г. обанкротившееся общество было ликвидировано. Вместо него в том же году возникло Общество Московско-Рязанской железной дороги. Председателем правления общества был избран бывший сенатский чиновник П.Г. фон Дервиз, занимавший до этого в Обществе Саратовской железной дороги должность Главного секретаря. Ему принадлежит крупная роль в начале широкого железнодорожного строительства с помощью частной инициативы.

Бывший лицейский товарищ нового министра финансов Рейтерна сумел получить концессию от правительства на постройку Московско-Рязанской и Рязанско-Козловской железных дорог на чрезвычайно льготных условиях, и даже приобрести за границей у берлинских банкиров первоначальный капитал для строительства линии Коломна - Рязань.

Основной капитал нового общества был определен в 15 млн. руб. Он составлялся из 10 тыс. акций по 100 руб. каждая и выпуска облигаций на сумму в 5 млн. руб. Правительственная гарантия чистого дохода устанавливалась в размере 5% на капитал в 12 млн. 152 тыс. руб., то есть на 3/4 всего капитала.

Это был и первый пример реализации облигаций русского акционерного общества за границей, в Берлине. Впоследствии берлинская биржа вместе с франкфуртской стали играть главную роль в размещении российских железнодорожных облигаций, доходы от которых гарантировались царским правительством. По подсчетам немецких исследователей, в российские железные дороги до 1876 года было вложено более 900 млн. рейхсмарок.

П.Г. Дервиз высоко оценивал профессионализм фон Мекка, как специалиста и талантливого организатора. Кроме того, он близко сошелся с ним вскоре после вступления последнего в подряд по строительству дороги Москва-Коломна и не раз использовал широкие связи и знакомства фон Мекка в министерстве путей сообщения. Поэтому Дервиз предоставил именно Карлу Федоровичу оптовый подряд за 4,7 млн. руб. на строительство нового участка дороги от Коломны до Рязани, протяженностью в 79 верст.

К строительству этого участка дороги приступили с весны 1863 г. Работы шли очень быстро и успешно благодаря энергии и распорядительности строителя - инженер-подполковника К.Ф. фон Мекка. Меньше чем через полтора года, 27 августа 1864 г., стало возможным открыть движение до Рязани, кроме моста через Оку.

Преодолев все препятствия, строители сдали дорогу в эксплуатацию, соединив Москву с Рязанью. Остряки по этому поводу шутили, что если «Магомет нашел в Мекке свою погибель, то Дервиз свое спасение».

Капитальный мост через реку Оку был построен в 1865 г. Он стал первым в России совмещенным мостом для железнодорожного и гужевого транспорта. Строительством моста руководил военный инженер Аманд Егорович Струве.

Для изготовления конструкций пролетных строений моста были созданы мастерские, которые в 1871 г. преобразованы в Акционерное общество «Коломенский машиностроительный завод».

Линия Москва-Коломна-Рязань стала одной из самых доходных в России. Фон Мекк приобрел на сооружении этой дороги репутацию высокопрофессионального строителя и инженера. Строительство линии Коломна- Рязань знаменательно и тем, что оно положило начало баснословному состоянию как фон Дервиза, так и фон Мекка. Оба компаньона заработали на строительстве железной дороги огромные суммы. По некоторым сведениям оптовый подрядчик К.Ф.фон Мекк получил около 1,5 млн. "барыша", а за досрочное открытие моста через Оку Карл Федорович получил еще дополнительно 40 тыс. руб.

Своеобразным "рубиконом" в истории железнодорожного строительства в России в 80-гг XIX в. стало строительство Рязано-Козловской железной дороги. Концессия на продолжение строительства Московско- Рязанской железной дороги до Козлова была дана опять-таки статскому советнику фон Дервизу при покровительстве министра финансов Рейтерна. Устав нового общества утвержден 12 марта 1865 г. Оптовым подрядчиком строительства был выбран вновь Карл Федорович фон Мекк, руководивший всеми работами. Постройка ее была сдана ему за 6 млн. руб.

Протяженность Рязано-Козловской железной дороги составляла 197 верст и построена она была с небывалою до того быстротой. Менее чем через 1,5 года, 5 сентября 1866 г., дорога была открыта для движения. Видный чиновник министерства путей сообщения, барон А.И.Дельвиг, вспоминая о своем инспектировании строительства дороги, указывает при этом на тщательность исполнения работ, производимых главным ее строителем К.Ф. фон Мекком. Интересно отметить, что поставщиком рабочих и материалов при осуществлении части работ был у него знаменитый впоследствии железнодорожный строитель Самуил Поляков. Служба у инженера фон Мекка была хорошей школой деятельности для будущего предпринимателя.

По уставу обществу были даны крупные льготы, например, устройство земляного полотна дороги в один путь. На весь капитал давалась правительственная гарантия чистого дохода свыше 5 %. Для постройки дороги, по существу, был использован лишь облигационный капитал, а акционерный капитал оставался чистым "барышом" руководителей дела, причем гарантированным правительством. Более того, как свидетельствовал С.Ю.Витте, "нередко, за невозможностью разместить облигации в частные руки, правительство оставляло их за собой. Таким образом, фактически железные дороги строились на государственные средства, или средства гарантированные государством, которое из-за этого вошло в громадные долги, управление же всем железнодорожным делом отдано было частным предпринимателям почти в бесконтрольное владение. Только "официальная" прибыль подрядчика фон Мекка по Козловской дороге составила 280,2 тыс. руб. А за счет "экономии" строительных средств он, по некоторым сведениям, нажил "миллионный барыш".

С конца 60-х гг. Х I Хв. царское правительство "становится на путь неограниченного покровительства частным железнодорожным обществам, гарантируя им не только высокие доходы, но в значительной степени и предоставление самого строительного капитала". Это десятилетие явилось "золотым веком" для учредителей и концессионеров, разбогатевших на выгодных железнодорожных подрядах в период "концессионной горячки" 60-х - 70-х гг. Среди них одним из наиболее удачливых был Карл Федорович фон Мекк.

Большую роль в его предпринимательской карьере сыграло получение концессии на строительство Курско-Киевской железной дороги. Новый курс правительства на еще большее финансовое покровительство частным железнодорожным обществам особенно ярко выразился при постройке этой линии. 24 декабря 1866 г. по решению правительственной конкурсной комиссии предприятие было оставлено за фон Дервизом, фон Мекком и князем С.А. Долгоруким. Компаньоны получили концессию на строительство Курско-Киевской дороги на льготных условиях. Правительство практически взяло на себя всю реализацию основного капитала общества, а назначенная "поверстная стоимость" дороги была намного выше действительной стоимости.

Курско-Киевская железная дорога была выстроена в течение двух лет и открыта для движения 17 декабря 1868 г. Льготные условия концессии дали возможность учредителям - подрядчикам получить за счет казны около 6 млн. руб. Было образовано акционерное общество по эксплуатации железной дороги, которое фактически было фиктивным, хотя формально и считалось состоявшимся, однако, управление дорогой, выстроенной исключительно на казенные средства, на деле находилось в распоряжении учредителей. Надо отметить также, что неправительственная часть акций с самого начала была присвоена учредителями и так и не появилась в продаже на бирже. Современники признавали, тем не менее, что управление дорогой осуществлялось безукоризненно, и сложившийся порядок не вредил делу. Более того, дорога приносила 4,376 руб. с версты чистого дохода.

К. Ф. фон Мекк и впоследствии участвовал в конкурсах на получение концессий на строительство железных дорог. Получая выгодные контракты и умело организуя дело, К.Ф. фон Мекк постепенно скопил огромное состояние. Свои многомиллионные капиталы он держал в акциях построенных им дорог: Ландварово-Роменской, Московско-Рязанской, Рязано-Козловской, Курско-Киевской, Моршанской.

К концу жизни он имел звание действительного статского советника. Скончался он от тяжелого сердечного приступа.

Согласно духовному завещанию из детей Надежды Филаретовны наследниками были объявлены: сыновья - Николай, Александр, Максимилиан, Владимир, дочери - Александра, Юлия, Лидия, София и Людмила. После смерти мужа семейным железнодорожным и промышленным делом какое-то время пришлось заниматься его жене, Надежде Филаретовне фон Мекк, вступившей по завещанию в права наследования.

В этот период Надежда Филаретовна даже находит возможность оказывать финансовую помощь Петру Ильичу Чайковскому

Старшим из сыновей Карла и Надежды фон Мекк был Владимир Карлович. Родился он 15 июня 1852 г. в городе Рославле. Еще при жизни отца, в возрасте 21 года, помогал ему в железнодорожных делах. В 1876 г. В.К. фон Мекк женился на дочери крупного московского водочного фабриканта Елизавете Михайловне Поповой. После кончины отца в 1876 г. Владимир Карлович стал, по выбору своей матери, соопекуном малолетних братьев и сестер по наследственному имуществу и взял на себя руководство коммерческими предприятиями семьи. В. К. фон Мекк был председателем правления Либаво-Роменской железной дороги, входил в состав руководства других железных дорог и предприятий, контролировавшихся семейством фон Мекк. Однако организаторские способности его сильно уступали выдающимся деловым качествам его родителя. Не отличался он и твердостью характера.

Оценивая деловые качества В.К. фон Мекка, справедливости ради следует сказать, что после смерти его отца обнаружилось, что коммерческие дела того были сильно запутанными, обремененными множеством долгов. Положение осложнялось также новой политикой, которую правительство повело по отношению к частным железным дорогам и их владельцам с начала 1880-х гг., после восшествия на российский престол императора Александра III . С.Ю.Витте по этому поводу писал: "В царствование Александра III твердо установилась идея о государственном значении железных дорог, которая в значительной степени исключает возможность построек и в особенности эксплуатации железных дорог частными обществами, преследующими не общегосударственные идеи, а частные интересы...". Эта новая ситуация сказывалась и на делах семьи фон Мекков. Преемникам железнодорожного короля, и, прежде всего, старшему сыну, пришлось не только распутывать его долговые обязательства, но и вести напряженную борьбу с министерствами финансов и путей сообщения за сохранение семейного дела.

Владимир Карлович был вхож в дворцовые сферы, имел звание камер-юнкера высочайшего двора и умел при случае использовать свои связи. Именно он помог своему младшему брату Николаю укрепить позиции семейства фон Мекк в руководстве их самой старой и доходной железной дорогой - Московско-Рязанской, введя его в состав правления и, тем самым, положив начало новому этапу истории семейного дела железнодорожных королей. С деятельностью Николая Карловича связан новый взлет железнодорожного предпринимательства семьи фон Мекк.

Н.К.фон Мекк стал талантливым продолжателем дела своего отца, одним из крупнейших железнодорожных и промышленных деятелей России конца X 1 X - начала XX вв. Не имея специального инженерного образования, Николай на практике овладевает всеми тонкостями нового для себя дела, начав работать в этой области с самых низших ступеней: в депо, конторщиком на Николаевской железной дороге. Он последовательно и целеустремленно прокладывает свой путь в жизни.

К этому времени относится его женитьба на Анне Львовне Давыдовой из известного дворянского рода декабристов, племяннице П.И.Чайковского. В 1884 году он избирается кандидатом в члены правления Общества Московско-Рязанской железной дороги. Начинается его активная деятельность в железнодорожном предпринимательстве.

С начала 1890-х гг. российское правительство вновь приступило к активному железнодорожному строительству. Инициатором его выступило министерство финансов во главе с С.Ю.Витте. Для активизации строительства был взят курс на создание крупных железнодорожных монополий на базе тех частных железнодорожных обществ, которые успешно действовали и доказали свою жизнеспособность.

В ряде случаев при организации железнодорожных монополий Витте (в это время министр финансов) сам активно содействовал расширению железнодорожных предприятий. Так было и с Обществом Рязанско-Козловской железной дороги, укрупненным в 1891-1892 гг. в Общество Рязанско-Уральской дороги, и с Обществом Московско-Рязанской железной дороги, преобразованного в Общество Московско-Казанской дороги. В обоих случаях, согласно официальным источникам, инициатива принадлежала не столько обществам, сколько лично С.Ю.Витте, "который в этом отношении оказал на компании прямое, им самим не отрицавшееся воздействие". Именно с этим воздействием была связана и смена руководства правления общества Казанской железной дороги, приведшая к приходу молодого и энергичного руководителя Николая Карловича фон Мекка, готового к реализации обширных планов.

С его именем связано вступление компании на путь активного железнодорожного строительства, интенсивного расширения предприятий, превращение ее в одну из семи крупнейших железнодорожных монополий России начала XX века.

1 ноября 1890 г. Николай Карлович становится членом правления Общества. А уже в следующем, 1891 г., оно переименовывается в Общество Московско-Казанской железной дороги, и Н.К.фон Мекк еще совсем молодым человеком становится председателем правления нового общества. В этом качестве он бессменно руководит им в течение 27 лет, вплоть до национализации компании после революции 1917 года. Все это время он с успехом управляет одной из самых крупных железных дорог России. Его отличают, по отзывам, чрезвычайная работоспособность, трезвость мышления, исключительная энергия в достижении цели. Став руководителем Казанской железной дороги, он весь свой ум, энергию, практический опыт, да и придворные связи направил на ее развитие.

За первые девять лет его управления протяженность Московско-Казанской железной дороги увеличилась в девять раз - с 233 верст до 2,1 тыс. верст. А за 50 лет существования Общества (с 1863 г.) протяженность его линий увеличилась в 13 с лишним раз. Фактически в Среднем и Нижнем Поволжье была создана новая разветвленная железнодорожная сеть: Рязань - Казань, Рузаевка - Пенза - Сызрань - Батраки, Инза - Симбирск, Тимирязево - Нижний Новгород.

Успех Николая Карловича фон Мекка основывался на высоком профессионализме, тщательности проведения изыскательных работ, проработки проектов. Получению концессий способствовали и связи фон Мекка с членами царской фамилии и придворными. Он пользовался поддержкой и покровительством сестры императрицы, великой княгини Елизаветы Федоровны, которая сблизила Николая Карловича с царским двором и многими петербургскими сановниками. Никто из владельцев других частных железных дорог не пользовался таким доброжелательством и расположением высшей власти, как он. Во многих государственных учреждениях, в частности, в Министерстве финансов, в Департаменте железнодорожных дел Министерства путей сообщения Николай Карлович имел друзей и покровителей, которые снабжали его информацией, давали советы, отстаивали его интересы, помогали устранить нежелательных конкурентов. Быстрое развитие Общества Московско-Казанской железной дороги обеспечивало его акционерам высокий доход. В 1890-х гг. дивиденд на акции этого общества достигал 32%.

Н.К. фон Мекку Общество Казанской железной дороги обязано не только расширением масштабов предприятия, но и коренным улучшением его технической оснащенности, модернизацией оборудования. Он пригласил в свою компанию талантливых инженеров Нольтейна, Красовского, Белоцерковца. Московско-Казанская железная дорога стала своего рода экспериментальной площадкой по разработке и испытанию новых типов паровозов. В предвоенные годы на ней появились мощные паровозы, созданные по проекту Е.Е. Нольтейна, а также товарные вагоны повышенной грузоподъемности. По инициативе Нольтейна на Казанской дороге появились вагоны-холодильники для перевозки сибирского масла, был построен первый в Москве холодильный склад, оснащенный немецкой фирмой "Борзиг".

Николай Карлович стремился преобразовать и коммерческую сторону деятельности компании. К чести фон Мекков нужно сказать, что за 50 лет существования Общества Рязанской, а затем Казанской железной дороги, оно, "несмотря на иногда бывшие тяжелые обстоятельства, никогда не прибегало к правительственной гарантии, а наоборот из своей чистой прибыли выплатило казне за все время своего существования свыше 12 млн. руб.". К концу 1912 г. подвижной состав дороги насчитывал: паровозов - 517 (в 1865 - 31), пассажирских вагонов - 685 (в 1865 - 69), товарных вагонов - 14858 (в 1865 - 768), в том числе 107 вагонов-ледников, сооруженных специально для перевозки сливочного масла из Сибири к Балтийским портам.

Для развития хлебной торговли в районе дороги устроены зернохранилища и громадные механизированные элеваторы в Москве, Коломне, Зарайске и Рязани, а также станционные хлебные амбары в Пензенской, Казанской, Тамбовской и Симбирской губерниях. В 1913 г. при Московской пассажирской станции построен "холодный склад" из железобетона с машинным охлаждением для скоропортящихся продуктов. В том же году началось сооружение на участке от Москвы до Раменского (42 версты) третьего и четвертого путей, приспособленных для движения по ним "электрических трамваев" (электричек) для обслуживания дачного и пригородного движения, достигшего на этом участке большой интенсивности. В том же 1913 г., одновременно с празднованием 50-летия Московско-Казанской железной дороги, было положено начало сооружению, на месте старого, нового грандиозного московского вокзала для пассажиров по проекту академика архитектуры Щусева А.В.

Численность рабочих и служащих дороги перед войной достигала 30 тысяч человек. Потребовалось решать и социальные проблемы. По инициативе Николая Карловича была создана потребительская кооперация, которая обеспечивала железнодорожников дешевыми продуктами: мукой, растительным маслом, солью, крупой. В 1913 г. были открыты магазины в Москве, Перово, Голутвине, Рузаевке, Сызрани, Казани, Симбирске, Пензе, Арзамасе, Нижнем Новгороде. На линии Арзамас - Муром курсировал вагон-магазин для железнодорожников.

Были построены дешевые многоквартирные дома в Москве и при станции Москва-Сортировочная для рабочих. А близ платформы Прозоровская (в 32 верстах от Москвы) Обществом на участке площадью в 677 дес., расположенном в сухой, с песчаной почвой местности, с прекрасным хвойным лесом, устроен поселок, или вернее - "город-сад", для постройки и сдачи жилых домов в наем служащим дороги. Для работы над проектом приглашают молодых инженеров и архитекторов Семенова, Щусева, Таманяна, Иваницкого.

При знакомстве с планом застройки поражает не только его продуманность и целесообразность, точный расчет, но и высоконравственный подход к проблеме.

Вот только краткий перечень предполагаемых объектов:

Церковь на 500 мест;

Школьный городок, включавший в себя 5 учебных заведений;

Больничный городок, в который входили больница, два санатория со всеми необходимыми службами. Проект разработал архитектор А.И.Таманян.

Зона отдыха: пруд с лодочной станцией и площадками для игры теннис и крокет;

Разнообразные культурные и социально-бытовые здания и постройки, специальная печь для сжигания мусора.

И все это при максимальном сохранении лесного массива. Общая смета строительства поселка составляла 6 млн. руб. Кроме того, для подготовки железнодорожных кадров были открыты технические училища, телеграфная школа. В поселке были устроены бульвары, мостовые, канализация, проложены трамвайные пути, проведены электрическая и телефонная сеть, водопровод.

Но наступил 1914 год… Война, а затем и революция не позволили осуществиться планам Н.К. фон Мекка.

В годы первой мировой войны Н.К. фон Мекк занимался снабжением армии хлебом. Для этого на станциях были оборудованы дополнительные пакгаузы и амбары, Он организует специальные санитарные поезда, мастерские по пошиву белья для солдат. Оба его сына Марк и Аттал уходят на фронт.

Революция круто изменила жизнь "железнодорожного короля". В первый же год после нее он был арестован, но выпушен. Вот только некоторые записи из его трудового списка (в те годы заменявшего трудовую книжку):

Член совета Высшего технического комитета;

Председатель секции Местного Транспорта Высшего Технического комитета;

Член редакционной части специальных и технических изданий при РИО;

Старший консультант при народном комиссаре ПС;

Председатель Экономической секции Центрального Планового Управления при РИО.

В это время он работает над проектом Московской подземки, предлагает заменить паровозы тепловозами, разрабатывает систему скоростного движения поездов и укрупнения железнодорожных составов.

В годы НЭПа Николай Карлович занимался вопросами планирования, работал постоянным представителем в Госплане от Наркомата путей сообщения. Наряду с ежедневной практической работой он размышлял над перспективами развития железных дорог в стране. Именно в это время вышли его книги по истории и экономике железнодорожного транспорта России: "Экономика транспорта и ее перспективы в нашем отечестве", "Будущее путей сообщения Западной Сибири" и др.

Но судьба его уже была предрешена. Ни лояльность к новой власти, ни сорокалетний опыт работы на благо России не смогли уберечь его от гибели. В 1928 г. Николай Карлович фон Мекк вновь был арестован, когда ОГПУ попыталось сразу после "Шахтинского процесса» создать «дело» о некоей «вредительской» инженерной организации, "объемлющей всю страну". Аресты в Москве захватили работников Наркомата путей сообщения. 2 июня 1929 г. в "Известиях" появилась статья, в которой утверждалось, что фон Мекк "усиленно охранял имущество частных железных дорог и стремился всеми мерами увеличить его в ущерб бывшим казенным железным дорогам". ОГПУ не удалось, однако, обвиняемых "подготовить" к открытому процессу, и они были расстреляны весной 1929 г.

Семейство "железнодорожных королей" фон Мекк на протяжении длительного времени было тесно связано с происходившими в России непростыми процессами экономической и технической модернизации. В судьбе его ярко выразилось своеобразие путей развития одной из важных групп российского предпринимательства в этот переходный, крайне сложный период.

. Владимир (1852-1893) - камер-юнкер, председатель правления Либаво-Роменской железной дороги (1876-1881).

Николай (1863-1929, расстрелян) - предприниматель, благотворитель.

Александр (1864-1911) - библиофил, меценат, один из основоположников альпинизма в России.

Максимилиан (1869-1950) - дипломат, российский консул в Ньюкасле (до 1911 года).

По материалам статьи Гавлина М.Л.

Биография

Отец Надежды, Филарет Фроловский, начал с детства прививать дочери любовь к музыке, а от матери - Анастасии Димитриевны Потемкиной, - девочка унаследовала деловую хватку, сильный характер и предприимчивость.

В знак признательности Чайковский посвятил свою 4-ю Симфонию Надежде Филаретовне. Она из скромности не пожелала, чтобы там значилось её имя, и композитор указал на титульном листе партитуры - «Посвящается моему лучшему другу». Его «Траурный марш» (ныне утерянный), написанный в 1877 году и 1-ая сюита для оркестра, также посвящены ей.

Духовная связь с Надеждой фон Мекк оказалась для Чайковского столь мощным фактором, что, несмотря на свою психологическую неуверенность в своих силах, он мог продолжать работать, игнорируя критику, которая постоянно преследовала его самого и его творения почти до конца жизни. Так, после того, как была раскритикована его 5-я Симфония, Надежда фон Мекк умоляла его не малодушничать и упорно продолжать свой творческий путь.

Однако, с октября 1890 года Надежда фон Мекк уже не имела возможности далее оказывать финансовую поддержку Чайковскому, поскольку её собственные дела в то время резко пошли на убыль. Умерла Надежда фон Мекк от туберкулеза в начале января

К 170-детию со дня рождения Надежды Филаретовны Фон Мекк

Обречено беситься вечно: на то оно и есть – злоречье…

Надежда Филаретовна фон Мекк.

Одной из задач русофобствующих «знатоков и специалистов русской культуры» было и остается искажение образа великих русских людей. Преподносят же они «открытые истины», «скорбя о страшных годах» нашего народа, когда знать, а тем более «говорить правду, означало приговорить себя к смерти». «Открытые тайны» тихим оползнем обрушились в годы перестройки на головы русских людей. Второе десятилетие потоком издаются книги, порочащие деятелей нашей культуры. Более того: некоторые столичные газеты печатают благодушные рецензии на эти книги.

Начало этой постыдной акции было положено в годы холодной войны. Всем известно, что с начала холодной войны, западные советологи усердно начали выискивать в истории России фигуры тех, кто стал гордостью русского и советского народа. Задача предельно ясна - уничтожить дорогие российские символы и таким образом, медленно и верно убивать историческую память народа.

К сожалению, великий Чайковский не стал исключением, ведь его музыка стала душой русского народа: музыка композитора звучала в художественных и документальных фильмах, в мирное время – ежедневно по радио, в военное - на фронтовых концертах. Атака на композитора началась в ХХ веке. И по сей день «борцы за свободу слова» пишут и пишут, проводя годы в гнуснейшем занятии – выискиванию пятен на светлых ликах тех, кем мы по праву гордимся. Их не смущает тот факт, что своими писаниями они приобретают геростратову славу. Не более. Что ж, каждому свое. Их любимый негласный принцип все тот же: «Не слажу, так изгажу!» Ведь русские гении для фальсификаторов страшны, даже мертвые, потому что любовь к ним переходит из века в век, из поколения в поколение. К счастью, все больше появляется людей, аргументированно и резко выступающих против их лжи. Я бы выделила среди них имена докторов Яниса Залитиса и Михаила Буйнова.

Почему, отдавая дань памяти знаменитой меценатки, мы вспоминаем имя великого композитора? Да потому, что рассказывая о Надежде Филаретовне фон Мекк, нельзя обойти молчанием Петра Ильича Чайковского. Так получилось, что их биографии переплелись, ибо целых тринадцать лет жизнь этой замечательной женщины была косвенно связана с жизнью композитора. Надежда Филаретовна фон Мекк, безусловно, была выдающейся женщиной-меценатом, но своей мировой известностью она обязана великому Петру Ильичу Чайковскому. Мы вправе считать ее доброй феей русского музыкального гения.

Г. Светлицкий. Петр Ильич Чайковский на Украине.

10 февраля 2011 года исполняется 170 лет со дня рождения Надежды Филаретовны фон Мекк, меценатки, имя которой навсегда соединено с именем русского гения Петра Ильича Чайковского. Существует трехтомная переписка этих необыкновенных людей, которые, не встретившись друг с другом ни разу, в течение тринадцати лет косвенно участвовали в жизни друг друга.

Кто же она такая, эта чудная женщина, своей необыкновенной проницательностью угадавшая во время оказать помощь деньгами, советами и душевным участием даровитому русскому композитору, впоследствии прославившему своей гениальной музыкой Россию, ставшему нашей национальной гордостью и музыкальным кумиром всего человечества?

Историю жизни этой необыкновенной женщины надо начинать с рассказа об ее муже - Карле Федоровиче фон Мекке. Как сообщается в исторических сведениях, лифляндское семейство фон Мекк весьма успешно занималось строительством железных дорог по всей Российской империи. Но своим многомиллионным состоянием семья была обязана Карлу Федоровичу (Карлу Оттону Георгу) фон Мекку - талантливому инженеру-путейцу из остзейско-рижских немцев.

Рижанин по рождению, Карл фон Мекк, как и многие талантливые молодые люди, в 19 лет устремился, в город на Неве – учиться, а после окончания Петербургского института путей сообщения в чине поручика поступил в путевое ведомство. Инспектируя состояние железной дороги, в деревенской глуши он и встретил свою судьбу. Небогатая семья смоленского помещика Фроловского постоянно жила в деревне. Семья была культурная: отец - Филарет Фроловский был хорошим виолончелистом, а дочь - Надежда Филаретовна – неплохой пианисткой. Юной Наденьке Фроловской в ту пору было всего 15 лет, она была на 10 лет моложе будущего мужа. Надежда была высокой и стройной брюнеткой с черными выразительными и немного грустными глазами. Через два года, в 1848 году семнадцатилетняя дочь помещика Фроловского стала зваться Надеждой Филаретовной фон Мекк.

У нее была величественная походка, в которой можно было угадать твердый характер. Так, посчитав, что ее муж достоин большего, чем быть инспектором железных дорог, она убедила его обратиться к правительству с предложением о заключении контракта на строительство. Карл фон Мекк нашел партнера, некоего фон Дервиза, имевшего необходимую сумму денег для начального предприятия, и они вместе построили несколько частных железных дорог. Карл фон Мекк строил железные дороги не только хорошо, но и дешевле, чем это делало государство. Если строительство одного километра дороги обходилось государству в 200 тысяч рублей, то фон Мекк строил километр дороги за 40 тысяч. Его репутация была безупречной: это был честный, надежный, деловой человек. К тому же он работал не покладая рук. В итоге партнеры, через несколько лет стали миллионерами.

Однако путь к богатству был нелегким. Низкие расценки, по которым работал Карл фон Мекк, не давали возможности разбогатеть в одночасье: к своему миллионному состоянию семейство будет идти долгие 15 лет. Молодым, поселившимся в тихом и унылом Рославле, пришлось узнать нужду, но энергичная и деятельная Надежда Филаретовна, находила в себе силы не только перманентно рожать детей, но вести дом и поддерживать супруга, помогая в его работе: она вела все дела в конторе мужа. Поистине, это была недюжинная натура, вынесшая, практически всю семью на своих плечах, ведь поначалу они скромно жили на грошовое жалованье мелкого чиновника. Надежда работала не меньше, чем муж: она сутками простаивала в конторе на опухших ногах, вела всю деловую переписку, составляла контракты. Да еще и семью умудрялась держать в ежовых рукавицах. Модные «мемуаристы» называют ее «железной женщиной». Но я считаю это прилагательное совсем не подходящим к подобной женщине. Уместнее назвать ее выдающейся женщиной. Далеко не каждая женщина, не отклоняясь от материнства, была бы еще в состоянии не только указать путь своему мужу, но и активно помогать ему в новом деле. Они с трудом сводили концы с концами, досыта не ели... Эта необыкновенная женщина родила 18 детей (из которых выжили одиннадцать) и помогла мужу сделать блистательную карьеру. Причем ее последняя дочка Милочка появилась на свет, когда маме было далеко за сорок. Позже, в письме к Петру Ильичу она скажет правдивые горькие слова о том, что она, прежде чем жить в роскоши, познала острую нужду, была бедна и сама вела хозяйство - шила, варила, растила детей…

Бывшая усадьба фон Мекк.

Итогом многолетних терпений, лишений и трудов стал тот факт, что в России появилась новое семейство миллионеров. Позднее семейство Мекк купило большой дом в Москве, а затем приобрело огромное поместье Браилово, на Украине (место, где, по приглашению Надежды фон Мекк очень любил гостить П.И. Чайковский). Сколь тяжек был долгий путь к обеспеченной жизни, современники могли увидеть на еще молодом лице новой миллионерши: у Надежды Филаретовны рано появились скорбные морщины. Но, обеспеченная жизнь многочисленного семейства не была единственной целью этой необыкновенной женщины. Так уж устроены русские люди: материальное благополучие без духовной жизни им чуждо.

Некоторые биографы Надежды Филаретовны, повторяя друг за другом, пишут, что «миллионерша фон Мекк была деспотичной, замкнутой и несчастной женщиной». Бог им судья! Дело давнее, однако, современным «биографам», не дают спокойно спать чужие миллионы, даже если они и добыты кропотливым трудом, а герои давно ушли в прошлое. Да, и как можно быть несчастной, любя своих детей, природу и, наконец, музыку! Ясно, что «биографы» не потрудились познакомиться с тринадцатилетней перепиской «деспотичной миллионерши» с великим композитором, в которой явственно проступает облик очень хорошо образованной, нежной и заботливой матери. Мужественная и честная, Надежда Филаретовна сделала жесткий вывод из своего замужества. Так, в одном из своих писем Чайковскому Надежда фон Мекк напишет: «Я смотрю на замужество как на неизбежное зло, которого нельзя избежать, поэтому все, что остается, - это сделать удачный выбор». Это - слова, вынесенные из нелегкого семейного опыта, и они не означают, что между супругами не было любви, но на их основании «биографы» считают Надежду Филаретовну несчастной женщиной и, неистово копаясь в «грязном белье» семейного архива, придумывают версии поиска счастья на стороне. Ну, ведь, никак нельзя допустить, чтобы русская дворянка собственными руками построила благополучие своей семьи! Не буду повторять все перлы их фантазий. Хватит и того, что недоброжелателей русских выдающихся людей, профессионально занимающихся плетением чудовищных кружев вранья, за двадцать лет лихолетья в России печатают весьма охотно, и более того, пишут благожелательные рецензии на их «сочинения».

В 1876 году, в возрасте 45 лет, Надежда фон Мекк осталась вдовой с огромным капиталом, акциями, земельными угодьями, домами в России и Франции. Дети все были при деле: старшие заводили свои собственные семьи, средние получали образование, младшие еще оставались возле матери. Семья требовала очень много сил, но была еще музыка, которой, наконец, после стольких трудов и лишений можно было посвящать редкий досуг. Великолепная пианистка и тонкий музыкант, Надежда Филаретовна следила за развитием музыкальной жизни не только в России, но и хорошо знала всех мировых знаменитостей. Ее суждения и знания в этой области поражают! Обремененная большим семейством, фон Мекк почти перестала бывать в обществе, но в ее доме постоянно звучала музыка. Часто выезжая за границу, она обязательно посещала концерты и была в курсе всех новейших достижений западных композиторов, а ее рассуждения о музыке были весьма интересны Чайковскому, так как она всегда имела свое собственное независимое суждение. Большое наслаждение ей доставляло разучивание новых сочинений Петра Ильича, которых она всегда ждала с нетерпением.

Именно в это время, Н.Г. Рубинштейн (по другим источникам – посредником был скрипач Иосиф Котек), зная Надежду Филаретовну как мецената, нанес визит и попросил оказать материальную помощь начинающему композитору Чайковскому.

К этому периоду жизни Надежды Филаретовны, 36-летний Петр Ильич Чайковский был профессором Московской консерватории, автором двух опер, балета и трех симфоний. Его охотно принимали в лучших домах, им восхищались, но жил он трудно. Особенно его удручала зависимость от работы в консерватории: он был очень ответственным преподавателем и не мог позволить делать свою работу плохо. На это уходила уйма времени, а ему больше всего хотелось писать музыку… К счастью, судьбе было так угодно, что Надежда Филаретовна, оценившая одной из первых могучий дар композитора и выяснив, в каких трудных условиях он живет, не имея возможности свободно творить, сначала сделала ему несколько заказов, а через небольшое время предложила материальную помощь в размере 6 тысяч рублей ежегодно. Таким образом, композитор получил возможность свободно творить и не искать побочных заработков. Надо отметить, что по тем временам эта была огромная сумма. И между ними завязывается переписка, продлившаяся без малого тринадцать лет! Ничего удивительно, ибо встретились две родственные души: «Меня давно уже поразила и продолжает изумлять та необыкновенная симпатия, та сверхъестественная тождественность мыслей и чувств, которые доказываются почти в каждом письме между нами. Такого сходства двух натур редко можно встретить в самом близком кровном родстве» - так напишет в своем письме Надежда фон Мекк.

Чайковский солидарен с ней: «Вы тот человек, которого я люблю всеми силами своей души, потому что я не встречал в жизни еще ни одной души, которая бы так, как Ваша, была мне близка, родственна, которая бы чутко отзывалась на всякую мою мысль, всякое биение моего сердца».

Тринадцать лет Надежда Филаретовна, по словам ее внучки, жила «в романтическом состоянии», в обожании гениального композитора на расстоянии. Потрясенная музыкой Чайковского, Надежда Филаретовна свято поверила в его огромный талант и своей верой поддерживала и укрепляла его в композиторе. Как ангел-хранитель, она пристально следила за своим «дорогим другом». При этом, она никогда не забывала о своей многочисленной семье: дети получали хорошее образование, всей семьей они часто выезжали за границу, у детей было интересное и хорошее детство.

Неутомимая и деятельная Надежда Филаретовна держала свое огромное хозяйство в крепких руках: содержала в порядке финансовые дела семьи, в ее имении ткалось полотно, крутились мельницы, работали свеклосахарные заводы. И за всем этим надо было следить. Также она содержала в доме трио молодых музыкантов, с которыми часто играла произведения Чайковского. Да и дети требовали пристального внимания: старшие уже подарили ей внуков, младшие учились, и им надо было нанимать гувернанток и учителей. Время выездов в свет закончилось. Надежда Филаретовна не горевала: она была умна и самодостаточна, и чаще всего, ее мнения не всегда совпадали с мнением света. Меньше всего ее беспокоили условности, которыми было опутано светское общество. Она не была тщеславна, хотя, посвящение «дорогому другу» 4-ой симфонии было для нее огромным счастьем. Придавать огласке материальную помощь, оказываемую ею композитору, она не хотела. Дружба с талантливым музыкантом, которого Надежда Филаретовна своей интуицией справедливо зачислила в «великие», приводила ее в восторг, но это было бессонными ночами, днем же ее окружала масса забот: дети часто болели. Не обладала хорошим здоровьем и она сама: частые головные боли не оставляли ее в покое всю жизнь.

После посредничества консерваторских музыкантов, П.И. Чайковскому передали небольшой заказ на несколько фортепианных переложений от Надежды Филаретовны. После заказа Чайковский получает письмо с благодарностью и с замечательными словами; «…Говорить Вам, в какой восторг меня приводят Ваши сочинения, я считаю неуместным…»Так в жизни композитора появился человек, который все, что писал Чайковский, воспринимал с восторгом, ждал новых шедевров и верил в его блестящее будущее. При этом он ей не нужен, Надежда фон Мекк не посягает на его личность и не ждет встреч с ним. Без лишних слов пришло решение: лично не знакомиться, чтобы не мешать свободе друг друга. И еще: скрывать свою дружбу от других, для того чтобы было меньше пересудов. Они переписывались везде: живя в разных городах и странах, и, даже, живя в одном городе. Надежде Филаретовне нужно было немного: чтобы среди ежедневной почты она находила письмо композитора, дающее большую радость. Ей нужно было знать, что он здоров и живет в одном с ней мире, а, главное, что на душе у него спокойно и он может работать.

Помимо посвящения ей Четвертой симфонии и Первой сюиты, (негласно), Чайковский впоследствии подарит Надежде Филаретовне рукопись оперы «Евгений Онегин» и трех пьес для скрипки и фортепиано. Последние были написаны под обаянием красоты украинского поместья «Браилово», в котором, по приглашению хозяйки, отдыхал и плодотворно работал Петр Ильич.

Можно назвать возникшие между ними отношения эпистолярными. Но, все гораздо сложнее. Прочитав все три тома их переписки, я поняла, что это - переписка двух одиноких и чрезвычайно близких душ, нашедших в лице своего корреспондента друга и единомышленника. Начав с банального обращения «милостивый государь» и «милостивая государыня», они очень скоро меняют их на более теплые и интимные, такие, как, «мой дорогой, бесценный друг». В этих обращениях нет преувеличения. Письма посылаются очень часто, а текст послания становится все теплее и интимнее. Петр Ильич входит в курс всех домашних дел семьи фон Мекк, искренне сочувствует, дает советы, сопереживает, делится с Надеждой Филаретовной своими планами.

Неудачная женитьба на Антонине Милюковой займет много места в переписке. Надежда Филаретовна примет большое участие в трагедии своего друга и будет всячески его поддерживать: и материально, и духовно.

История с женитьбой начинается с письма к брату. В это время он пишет своему брату Модесту: «С нынешнего дня я буду серьезно собираться вступить в законное бракосочетание …», а своему товарищу по консерватории Н.Д.Кашкину он скажет: «Я ищу пожилую женщину, не претендуя на пылкую страсть.» Ему стало невыносимо тяжело жить одному, а деликатный и замкнутый характер не позволял искать сочувствия у друзей. В этот период для него все сложилось плохо: на сцене Мариинского театра провалилась опера «Вакула», лямка профессора консерватории становилась все тяжелей: не оставалось времени для творчества. Он плачет по нескольку раз в день, ему страшно жить. Когда-то в детстве, гувернантка Фанни называла его «стеклянным мальчиком»- он сильно отличался от других детей: был очень музыкален, легко раним, с тонким психическим складом. Он вырос и возмужал, но, как показывала жизнь, в его тонкой душевной структуре ничего не изменилось. Именно в женитьбе он увидел выход и, так уж получилось, что сама судьба подбросила ему неудачный вариант в лице Антонины Милюковой.

Антонина Ивановна Милюкова, будучи уже зрелой девицей 28 лет, взялась за дело весьма активно. В своих письмах (в которых отсутствовали знаки препинания) она говорила, что полюбила Петра Ильича на всю жизнь и звала посетить ее скромное жилище. После посещения Чайковским ее дома, Антонина Ивановна заявила, что теперь она скомпрометирована визитом холостого мужчины, и, если не последует предложения руки и сердца, ей останется только покончить жизнь самоубийством. Это было похоже на шантаж, но благородный Чайковский решил, что обратного пути для него нет. Смущавших моментов было много, а один из них был просто вопиющ: Антонина Ивановна, называя себя музыкантшей, не знала ни одного из произведений столь «горячо любимого» ею человека! Петра Ильича всегда отличало малодушие и неумение постоять за себя. Этим, по мнению Берберовой (автора биографии Чайковского) пользовались братья Рубинштейны, но даже они чувствовали в нем то «нечто», которое вопреки всему, непременно должно выйти наружу и преодолеть все преграды. Этим нечто был, недюжинный талант Чайковского, который спасал его от болезней и других ударов судьбы. Ради этого «нечто» Чайковский делал над собой сверхчеловеческие усилия: преодолевал бесконечные болезни и ежедневно работал.Он был трудоголиком, подтверждая истину: гений – это талант, помноженный на труд. «Только труд спасает меня. Я и тружусь» - пишет он в письме к Надежде Филаретовне.

Вскоре Чайковский написал о своем намерении жениться отцу. Оно было написано иначе, нежели то – написанное давно о своей невесте Дезире, в которую Чайковский был влюблен несколько лет назад. После венчания П.И. Чайковский понял, что никогда не сможет полюбить Антонину Ивановну: она оказалась для него чуждым человеком.Была надежда, что жизнь в собственном доме в Москве, о котором хлопотала Антонина Ивановна, что-то изменит в лучшую сторону. Но, увы, жена оставалась прежней: все, выходящее за рамки обыденной жизни, ее не волновало. А о композиторском масштабе своего супруга она просто не догадывалась. Для Чайковского жизнь с чуждым по духу человеком оказалась не под силу. Он не мог работать, иногда целыми днями рыдал, его мучили галлюцинации. Вечер у Юргенсона, состоявшийся по случаю знакомства с новобрачной, показал всем собравшимся гостям нелепость совершившегося брака, а Рубинштейн под конец вечера объявил, что Антонина Ивановна – не дама, а «сущий консерв.» Только преданный ему коллега Н.Д. Кашкин смотрел на друга с тревогой, он предчувствовал, что брак не принесет счастья Чайковскому.

Дальше, для Петра Ильича все происходило как в страшном сне. Чайковский, не видя выхода из создавшейся ситуации, пытается смертельно простудиться, войдя осенью в холодную воду в одежде. Домой он приходит в бреду, но все обошлось без докторов. Организм, как ни странно, выдержал подобное купание. Тогда он срочно просит брата Анатолия выслать телеграмму из Петербурга, якобы от Направника, вызывающего его на репетицию. Встретивший брата на вокзале Анатолий, ужаснулся перемене: Петр Ильич выглядел постаревшим и тяжело больным. Две недели, проведенные в гостинице, Чайковский был в тяжелом состоянии.

И, несколько слов о судьбе « юной 16-летней девушки, в результате потрясения, вызванного женитьбой, попавшей в психиатрическую лечебницу и там почившей» (так пишут знатоки – «мемуаристы» об Антонине Милюковой). В то время, когда Чайковский отправляется в Швейцарию (не без помощи Надежды Филаретовны), Николай Рубинштейн вместе с братом Анатолием посещают Антонину Ивановну, чтобы сообщить ей о разводе. Сообщение, по словам очевидцев, не произвело на нее сильного впечатления, больше всего она была рада посещению «самого Рубинштейна». Поняла ли она вообще, зачем они приходили? Оказалось, что да, поняла. В основном, что материально, в случае развода, она будет обеспечена.

Затем ее пригасила в Каменку сестра Петра Ильича, не знавшая еще своей новой родственницы и пытавшаяся «примирить супругов» . Антонина Ивановна прикинулась жертвой, ее жалели, но однажды, случайно перехватив ее письмо в Швейцарию, адресованное Петру Ильичу, в котором она пыталась его шантажировать, выпрашивая огромную сумму денег, поняли, наконец, какая женщина оказалась возле Чайковского. В результате Антонина Ивановна, несмотря на то, что ежемесячно получала от супруга деньги, долгие годы шантажировала Петра Ильича. Официально она считалась женой Чайковского и до конца жизни композитора носила его фамилию. Ее имя будет время от времени мелькать в переписке Чайковского с Надеждой Филаретовной, так как «супруга» постоянно будет досаждать Петру Ильичу своими просьбами: то периодической просьбой денег, то (и не один раз) просьбой усыновить рождающихся у нее детей, имени отца которых истории установить не удалось. Скончается она позже Петра Ильича и, действительно, в психиатрической больнице. В этом нет ничего удивительного, так как даже современники Чайковского (друг и преподаватель консерватории Н.Д Кашкин и педагог Лангер, у которого училась Милюкова) характеризуют Антонину Милюкову, как человека аномального. Этим все сказано.

Тем не менее, Петр Ильич, благодаря помощи Надежды Филаретовны и своих братьев, после всего пережитого, постепенно возвращался к жизни. Надежда Филаретовна, переживая женитьбу своего друга, находила в себе силы, чтобы поддерживать Петра Ильича. Во многом благодаря ее усилиям Чайковский ожил. «Я не только живу, - пишет он своей благодетельнице, - но работаю, без чего для меня жизнь не имеет смысла. Я знаю, что Вы совсем не нуждаетесь, чтобы я при каждом случае рассыпался в выражениях благодарности. Но сказал ли я Вам хоть раз, что я Вам обязан всем, всем? Но это еще не все. Я беспредельно люблю Вас. Ваш П. Чайковский».

«Дорогой, несравненный друг мой!» - так начинались письма Надежды Филаретовны к Чайковскому. Корреспондентку интересовало абсолютно все, что занимало в настоящий момент ее кумира. Если он находился за границей, (опять таки благодаря ее помощи), она внимательно следила за его маршрутом по Европе и, хорошо зная Европейские страны, советовала, в какой гостинице ему лучше остановиться и какие достопримечательности необходимо посетить. Иногда, сама находясь за границей, она бронировала ему номера в гостиницах, находившихся недалеко от ее местопребывания. У них были одинаково любимые города в Италии, где чаще всего бывал композитор, и куда частенько вместе с детьми наведывалась Надежда Филаретовна. И, переезжая из одного европейского города в другой, Петр Ильич обязательно оставлял свой следующий адрес. Это не стесняло корреспондентов, ибо они с нетерпением ждали писем друг от друга и волновались о том, как проходит очередное путешествие. Перемена мест была необходима композитору, так как он получал свежие впечатления, в иных местах много и плодотворно работал, в других местах просто отдыхал. Своему «милому, дорогому другу» Петр Ильич рассказывал буквально все, что поражало, радовало или огорчало его за границей. В их впечатлениях от Европы можно найти много общего: обо всех своих впечатлениях они делятся очень подробно. И что самое главное – оба они отличались патриотизмом,(видимо, за эти чувства «мемуаристы» назвали корреспондентов «реакционерами») предпочитая всем европейским пейзажам неброскую с виду российскую природу. Любовь к Росси Чайковский носил в сердце, и она прорывалась практически во всех его произведениях.

«Скажите еще, дорогой мой; у Вас являются намеренно эти русские черты в Ваших сочинениях или незаметно для Вас самого, как выражение Вашей русской души?» – спрашивала в письмах Надежда Филаретовна, знакомясь с новинками композитора. На что Чайковский отвечает, что он, выросший в глуши: «…с детства…проникся неизъяснимой красотой характеристических черт русской народной музыки», и что он «до страсти любит русский элемент во всех его проявлениях», заключая свою фразу словами: «я русский в полнейшем смысле этого слова…» В другом письме он напишет ей: «Как бы я ни наслаждался Италией, какое бы благотворное влияние ни оказывала она на меня теперь, а все-таки я остаюсь верен России… Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи.» Надежда Филаретовна ему вторит « …я и моя Юля очень часто говорим друг другу, находясь за границей, что «жить можно только в России».Разве могут спокойно относиться к таким откровениям «мемуаристы», эти «просвещенные либералы», пресмыкающиеся перед Европой?

Порой кажется, что письма Чайковского и Надежды Филаретовны – большая энциклопедия, в которой нашлось место и их собственным автобиографиям, и летописи музыкальной жизни, и портретам современных музыкантов и писателей, и социально- политическим событиям. Причем, надо учесть, что корреспонденты – незаурядные и высокообразованные люди, и писали свои письма в течение продолжительного времени, никогда не меняя тона – легкого и живого. Тем не менее их высказывания представляют большую ценность для искусствоведов.

Как ни пытаются убедить нас в обратном недобросовестные мемуаристы, Надежда Филаретовна фон Мекк высоко ценила семейство Чайковских. Ей в голову даже пришла мысль скрепить дружбу с Чайковским семейной связью. По воспоминаниям ее внучки Галины фон Мекк, Надежда Филаретовна решила, что будет хорошо, если один из ее сыновей женится на одной из красивых племянниц Чайковского. Получилось, как она хотела: в 1844 году Николай фон Мекк женился на Анне Львовне Давыдовой, дочери сестры Петра Ильича – Алексанры Ильиничны.

Переписка прекратилась в 1890 году.

История закончилась так же, как и начиналась – письмом. Тринадцать лет спустя композитор получил послание, в котором его покровительница сообщала о том, что она разорилась и вынуждена прекратить выплачивать субсидии. Письмо заканчивалось фразой: «Вспоминайте меня иногда».

В этом письме она уведомляла Чайковского о том, что с этого момента не сможет присылать ему 6000 рублей ежегодно, как это было до сих пор. Прежде чем принять такое решение, она узнала от Льва Давыдова, что доходы Чайковского от сочинений достигают почти 40000 тысяч рублей в год. К тому же ей казалось, что Чайковский больше не нуждался в ее душевной поддержке так, как прежде. Он уже находился на вершине своей славы: его знала Европа и Америка, его оперы и балеты не сходили со сцен многих стран мира, его имя стало звучать наравне с именами Бетховена, Моцарта, Баха.

Чайковский, однако, был оскорблен таким резким прекращением переписки. И дело было вовсе не в деньгах. В ответном письме Чайковский просил, несмотря на прекращение денежных дел, продолжать дружеские отношения. «Неужели Вы, - писал Чайковский в последнем своем письме к Надежде Филаретовне, - считаете меня способным помнить о Вас только, пока я пользовался Вашими деньгами! Неужели я могу хоть на единый миг забыть то, что Вы для меня сделали… Я рад, что именно теперь, когда уже Вы не можете делиться со мной Вашими средствами, я могу во всей силе высказать мою безграничную, совершенно не поддающуюся словесному выражению благодарность». На это письмо фон Мекк не ответила… Он считал, что с друзьями так не поступают. Разрыв со своей многолетней благодетельницей и лучшим другом, нанес тяжелую душевную травму. Петр Ильич обвинял Надежду фон Мекк в эгоизме и целых три года сердился на нее. «Оба друга страдали и по-прежнему ждали друг от друга писем» - вспоминает внучка Надежды Филаретовны. Однако в сентябре 1893 года Чайковский, преодолев гордыню, пришел к дочери тяжело больной Надежды Филаретовны и попросил передать, что он сожалеет обо всем и горько страдает от потери друга. На что она ответила: «…передай ему, что мои чувства к нему никогда не менялись, что он навсегда останется моим лучшим и любимым другом». Первыми словами Чайковского, когда он навестил профессора Кашкина, были: «Я помирился с мадам фон Мекк. Я так счастлив!»

Как ни трудились «объективные мемуаристы», объяснить прекращение переписки по-своему, а именно обливая грязью то Чайковского, то Надежду фон Мекк, для совершившегося разрыва имелся целый ряд объективных причин. К 1890 году дела фон Мекков шли все хуже, что объяснялось прогрессировавшей болезнью Надежды Филаретовны, смертью ее старшего сына и его жены. Было продано имение Браилово. В сложившейся ситуации зятья стали протестовать против материальной помощи, которую Надежда Филаретовна оказывала Чайковскому. Дети думали о наследстве…

И все же скажем спасибо Надежде Филаретовне: она дала возможность великому композитору безбедно существовать и реализовать полностью свои творческие планы в те годы, когда ему было особенно худо. «Я ей обязан не только жизнью, но и тем, что могу продолжать работать, а это для меня дороже жизни»- скажет Петр Ильич одному из своих друзей.

Сохранившаяся переписка этих двух людей очень ценна, так как дает наиболее полное представление о взглядах композитора, о его жизненных и художественных позициях. Правда и то, что Надежда Филаретовна фон Мекк известна нам сейчас только благодаря Чайковскому – ведь именно он увековечил ее имя…

Остается лишь добавить, что Петр Чайковский и Надежда фон Мекк так никогда и не встретились. Петр Ильич приехал в Петербург дирижировать Шестой симфонией, а через несколько дней заболел холерой и скончался. Похоронен он в Александро-Невской лавре. Надежда Филаретовна пережила дорогого друга всего на три месяца. Ее прах покоился на кладбище бывшего Новоалексеевского монастыря в Москве. Теперь этого кладбища нет - прямо по кладбищу была проведена современная автомагистраль…Нет могилы, перед которой хочется преклонить голову и от всего сердца сказать слова благодарности женщине, страстно хотевшей видеть Чайковского на вершине мировой славы. Что ж, она добилась этого - щедрой помощью предоставив композитору возможность трудиться, не отвлекаясь на житейские трудности. Он и трудился: в Италии, в Швейцарском отеле, в русской деревне … Нам остается мысленно поклониться могиле женщины, которая помогла композитору подняться на музыкальный Олимп: музыку Чайковского не перестают играть во всем мире и в наше время. Так, давайте же помянем добрым словом Надежду Филаретовну фон Мекк…

Все тринадцать лет переписки больше похожи на историю любви двух бесконечно одиноких людей. Прочитайте эти письма и вы разберетесь сами, где правда, и где ложь, распространяемая «объективными биографами» композитора. Я твердо уверена, что для самостоятельно мыслящих людей, все тайны гения, как и его богатый внутренний мир открываются в творениях художника, и не сомневаюсь в том, что все думающие люди меня поддержат.

К юбилею П.И.Чайковского.Признание в любви...

За тринадцать лет переписки Чайковского и фон Мекк слова её любви остались рассредоточены по гроссбуху писем, как мелкие цветочки для гербария, заложенные между страниц. Тринадцать лет их переписки, где одна сторона — любящая — высказывалась реже и сдержаннее, а вторая — дающая себя любить — была разговорчивее и словоохотливее, дали миру удивительное наследие.

Три книги излияний о погоде, быте, доходах, делах, урожаях, путешествиях, музыке, болезнях, проблемах, три тома жалоб на мизантропию, невезение, непонимание, безденежье, эгоизм окружающих, три фолианта обид, восторгов, злости, нежности, благодарностей, призывов и восклицаний. Тринадцать лет эмоций, спрессованных в трёхтомник.

«…Знаете, сколько мне стоили посев, обработка и доставка на завод свекловицы с пятисот двадцати четырёх десятин?!»
«…я взял в руки газету, в которой нашёл статью о Московской консерватории, — статью, полную грязных инсинуаций, клеветы и всякой мерзости, в которой встречается и моё имя…»

«… теперь Вы понимаете, милый друг мой, в каком я постоянно страхе за работы, которые уже производятся, и за устройство порта, от которого зависит будущность нашей дороги… Что касается протекционизма, то я не поклонница ему…»

«… мне тяжело, противно, грустно, скучно, гадко вступать снова в свою прежнюю преподавательскую деятельность».

И когда встречается «цветок», стиснутый, сплющенный, окружённый соседними трезвыми страницами, его запах и аромат вырываются на свободу с невиданной силой, словно взрываясь исступлёнными признаниями:

«Драгоценный мой, бесценный!..»
«… с этого вечера я стала Вас обожать, а когда узнала вас, как человека, то — боготворить…»
«… мы находимся так близко друг от друга… сегодня я проходила мимо Вашего жилища, смотрела во все окна и хотела угадать, что Вы поделывали в ту минуту…»

«… Вашим словам я верю, как евангелию…»

«… когда бы Вы знали, как я сама люблю Вас. Это не только любовь, это обожание, боготворение, поклонение…»

«Это последнее слово искусства, дальше этого нет дороги, это предел гения, это венец торжества, это точка божества, за неё можно отдать душу, потерять ум, и ничего не будет жаль… До свидания, мой обожаемый друг, мой бог, моя любовь, моё счастье».

Надежда Филаретовна фон Мекк, загадочная фигура в русском искусстве… Не муза, не любовница, не жена, не исполнитель и не заказчик. Теневой спонсор, — сказали бы сейчас. Деловой партнёр. Компаньон по совместному предприятию — с контрольным пакетом акций.
В многократно описанных исследователями и обглоданных ими до буковки взаимоотношениях фон Мекк и Чайковского проработаны уже, кажется, все варианты предполагаемых психотипов и социальных ролей заглавных персонажей. Чего только ни примеряли на фон Мекк, какие только подписи ни ставили. Анри Труайя, прославленный поставщик биографий, даже закончил свою книгу эффектными словами: «Она упустила уникальную возможность остаться в памяти потомков рядом со славой композитора, для которого хотела быть большой любовью, а стала лишь банкиршей».

Не думаю, что Надежда Филаретовна хоть телепатически, хоть через астральную связь через сто лет после своей смерти посвятила Труайя так явно в свои скрытые притязания и поделилась обидой от упущенного. Скорее — зная её прямолинейный и недвусмысленный характер и манеру высказываться без обиняков — она была тем, чем и выглядела в своих письмах, чем желала быть и чем являлась в действительности: человеком независимым, цельным, убеждённым в своей правоте и праведности своего многолетнего благодеяния и беззаветно, превыше земных и телесных радостей любившим музыку.

Роль вдохновительницы творца в искусстве не редкость. Волшебным именам муз несть числа: Беатриче, Форнарина, Гала… Они присутствуют в сонетах и поэмах, они смотрят с полотен, они воплощены в танце и звуке. Часть из них отлично осознавала свою «жизнь в искусстве», часть осталась в неведении навеки.

Лаура умерла молодой, вряд ли успев узнать, какой поток света принес в мир её миловидный облик, запечатленный на лучезарных страницах «Канцоньере».

Молодая женщина с инициалами «М. Б.» и страсть, внушенная ею, обогатили русскую поэзию раскалёнными строками десятков стихов, увенчанных этими буквами, какой неоднозначной ни была её роль в судьбе Бродского.

Надежда фон Мекк.1877 -1890
Но ни одна из муз, ни Наталия Гончарова, ни Любовь Менделеева, ни Прекрасная Дама менестрелей не платили за вдохновение, которое они вызывали в творцах, — они сами были вершиной и наградой. Их вклад был далёк от измерения в ассигнациях, и только рукопись, которую можно было продать, становилась материальным подтверждением их неизмеримой ценности.

Фон Мекк, не будучи музой, купила и рукопись, и творца, опровергнув первую половину знаменитого откровения не продаётся вдохновенье, и тем внесла непредставимый по масштабу вклад (клад!) во всё мировое искусство, дар, которому не найти эквивалента ни в одной валюте.
Купить — то есть завладеть и присвоить, заплатив, — как известно, можно многие вещи на свете. «Купи!» — показала пальцем, гуляя по Москве, трёхлетняя дочь Цветаевой, «сверкнув на Кремлёвские башни». «Купила я красу твою, купила», — горько выдохнула Любаша в «Царской невесте», заплатив позорной платой за яд для соперницы.

Фон Мекк купила красу и гордость русской музыки. Она заплатила за свободу Чайковского, спасла его от рутины преподавания, избавила от последствий безумной и катастрофической женитьбы, подарила ему комфорт и обеспеченность на годы. Она купила Чайковского для нас всех. Величина её приношения сопоставима с одним: с масштабом её личности.

Фон Мекк старалась уверить Чайковского и саму себя, что чувство, испытываемое ею к нему и к его музыке, не что иное, как платоническая любовь, хотя ясно сознавала, что уклоняется от правды: «Боже мой, зачем я заговорила о музыке и поэзии? Моя голова и сердце пришли в такое состояние, что я не могу уже сегодня продолжать письмо…

Любовь так называемая платоническая есть только полулюбовь, любовь воображения, а не сердца, не то чувство, которое входит в плоть и кровь человека, без которого он жить не может…» На это письмо, обрывающееся именно на приведённых здесь словах, Чайковский ответил куда более пространно, но не менее уклончиво. Но фон Мекк знала, что страсть, снедающая её, не вместится ни в какие слова и письма, ни в какие признания и откровения, тем более, она старалась этих откровений и сцен, даже в письмах, как только могла, избежать.

Музей Чайковского в Клину

Пусть простят меня литературоведы и психологи, тип Надежды Филаретовны фон Мекк представляется мне редчайшим, но не единственным в своей уникальности явлением. Очень близко, и по времени и по территориальности — в Москве, — жила вторая женщина подобного типа: мать Марины Цветаевой, Мария Александровна Мейн. Вероятно, что-то такое носилось в воздухе в те времена, что могло, упав зерном на почву благодатного человеческого характера и будучи поддержанным воспитанием в семье, дать такие плоды.

Даже если сравнить фотографии фон Мекк и Мейн, можно найти что-то общее: замкнутое лицо, строгий требовательный взгляд, крепко сжатые губы, ни оттенка улыбки, ни тени того, что называется женственностью: обе они презирали эту черту, как признак слабости, некоей второсортности, и не допустили бы её в себе ни за что. Ни мягкости, ни ласки, ни нежности. Никакой уступки. На сохранившихся снимках в каждой — вероятно, из-за наглухо застегнутых пуговиц платья — есть что-то от облика жандарма…

Хранители и сторожа самих себя.

И та и другая выходят замуж за мужчин значительно старше себя, с полной самоотдачей вкладываясь в брак. Большая и несчастливая любовь Марии Мейн с так и не разгаданными инициалами «С. Э.» похоронена в её дневниках. Двое пасынков и безутешная любовь мужа к её предшественнице, первой жене, встречают её в этом браке. Не встретив у супруга отклика к своей страстной любви к музыке, она посвящает себя делу всей его жизни: созданию Музея на Волхонке, сопровождает мужа в поездках, ведет переписку на нескольких языках, ездит с ним выбирать мрамор на горные выработки на Урал.

Молодая фон Мекк так же полно вкладывает всю душу в семью и дела мужа. Именно она была инициатором того, чтобы Карл Фёдорович оставил государственную службу и рискнул вложить средства в строительство железных дорог в России, благодаря чему они и нажили колоссальное состояние. Назвать эти браки несчастными нельзя, назвать этих женщин счастливыми — язык не поворачивается. Уже будучи вдовой, фон Мекк с горечью написала в одном из своих посланий: «Я смотрю на замужество как на неизбежное зло, которого нельзя избежать, поэтому все, что остаётся — это сделать удачный выбор».

Экзальтированный, но внешне сдержанный характер, исступлённый поиск идеала и служение ему, колоссальное чувство долга, самоотречённость, желание жертвенности и здесь же в какой-то мере деспотизм по отношению к детям, страстная любовь к музыке, поклонение мифам, возведённым в асболют, и даже культ Людвига Баварского — вот что роднит между собой эти натуры.

"Спящая красавица",Санкт-Петербург,1890

Молодая Мария Мейн даже бросила кольцо в озеро Штарнбергерзее в Баварии, патетически, как бывает только в подростковом возрасте, «обручившись» с утонувшим там королём. (Поразительно «цветаевский» жест; Марина, как никто, унаследовала лихорадочный романтизм матери. Одни только портреты Наполеона вместо икон чего стоят!) Фон Мекк, как натура более трезвая, кольца в воду не бросала, но безусловно была под большим впечатлением меценатской деятельности Людвига Второго по отношению к Вагнеру. Высказывания о музыке фон Мекк и Марии Мейн как будто вылетают из одних уст, настолько обе любят её фанатично.

«… но музыка, музыка — я или умру под звуки её, или с ума сойду» (фон Мекк)

«… мне жалко только музыки и солнца» (последние слова умирающей М. Мейн)

Мать Цветаевой часами бурно изливала душу за роялем, будучи большим музыкантом, и, не имея возможности играть для публики, обрушивала всю силу своей музыкальной страсти на малолетних дочерей. Фон Мекк играла не столь виртуозно и музицировала скромнее, но чувствовала музыку воистину так, как если бы была великим артистом.

Теперь стоит задуматься о том, что значило любить музыку в девятнадцатом веке. Нам, избалованным прогрессом, этого уже даже и не представить. Движением пальца, нажатием кнопки мы можем окружить себя музыкой в любой момент: в машине или дома, вживую — в театре или в зале, через компьютер или проигрыватель, с дисков, пластинок или дигитальных видеоносителей, по телевизору или на концерте, через динамики или единолично — через наушники… Мы избалованы трактовками, вариантами, интерпретациями одного и того же произведения, мы можем сравнивать, капризничать и выбирать.

В девятнадцатом веке любому человеку — музыканту, меломану, композитору или рядовому слушателю — доступно было только одно: живое исполнение. И то не всегда. Чайковскому, чтобы послушать собственное сочинение, надо было следить за газетами с анонсами концертов и успеть высвободить себе несколько дней, чтобы броситься в дорогу и доехать поездом до Москвы, Петербурга, Киева или Парижа, где исполнялось его произведение.

Те же сложности испытывала и фон Мекк. Ей нужно было оставлять хозяйство внушительного поместья, если она в этот момент жила в России, множество детей и прислугу, ехать в экипаже до станции, заранее известив руководство железной дороги, чтобы к определенному поезду подцепили её личный вагон, затем ей предстоял долгий путь до одной из столиц, там вновь экипаж, устройство, лишь потом концерт, который мог и разочаровать, гостиница, и затем всё заново в обратном порядке… Оставалось, конечно, домашнее музицирование, но посещение концерта или оперы тогда становились событием и предметом для разговоров и впечатлений на долгие месяцы. Неудивительно, что фон Мекк была так сражена услышанной музыкой с символичным названием «Буря».

К концу 1876 — началу 1877 года, когда фон Мекк — вероятно, после долгих борений с собой — решилась вступить в регулярный письменный контакт (и в ещё не называемый, а только нащупываемый односторонний денежный «контракт») с властителем своей души — создателем симфонической фантазии по Шекспиру, вызвавшей у неё потрясение и воистину перевернувшей, как буря и ураган, всю её дальнейшую жизнь, — ей было сорок шесть лет. Это была женщина более чем состоявшаяся.

Плещеево,где была усадьба фон Мекк

Она вышла замуж в 17 и родила за двадцать восемь лет брака восемнадцать детей, из которых к моменту начала переписки с Чайковским в живых было одиннадцать (ещё один, мальчик Миша, умер позже). Она уже год была вдовой, и за её вдовством стояла настоящая, не оперная трагедия. Если верить письменным свидетельствам её внучки Г. Н. фон Мекк, оставившей подробные воспоминания, у Надежды Филаретовны в сорокалетнем возрасте случился роман с инженером Иолшиным, который потом женился на её старшей дочери Елизавете (невероятно, но это так). Её младшая девочка, Милочка, была дочерью Иолшина, и тайна эта была похоронена — или считалась таковою — в семье целых пять лет, пока одна из старших дочерей, Александра, не сообщила отцу, что его младший и любимейший ребенок — не от него. Это произошло, когда Карл фон Мекк остановился в её доме на несколько дней, приехав по делам. С ним случился удар, и он умер у Александры же в доме от сердечного приступа через два дня после этого разговора.

Усадьба Плещеево тогда и сейчас....обидно

Надежда Филаретовна осталась одна с одиннадцатью детьми от мала до велика (правда, часть из них уже имела собственные семьи, но проблем было не меньше — не слишком счастливые браки и неудачные роды дочерей, беспутство и кутежи старшего сына и т.п.), с огромным штатом прислуги, с несколькими домами, гигантскими имениями и хозяйством, полями и угодьями, с внушительных размеров железнодорожным бизнесом на руках и с миллионным состоянием. Один бог знает, как она смогла управляться со всем этим и вести дело всей своей жизни так, чтобы оно по-прежнему приносило прибыль. Сначала ей это удавалось, а потом наступило разорение.

Характеры и темпераменты, подобные тем, какими обладала Надежда Филаретовна фон Мекк, с годами не смягчаются, а становятся всё плотнее и монолитнее, словно вещество, их составляющее, спрессовывается под гнётом переживаемых эмоций. Сдержанность становится суровостью, правила — принципами, увлечения и вкусовые предпочтения — маниями. Даже при том, что материально по тем временам она утопала в роскоши, жить и наслаждаться жизнью, обладая таким душевным грузом, ей было непредставимо трудно.

Мало того, что она отродясь была «вещью в себе». Она была ещё и вещью, закрывшейся изнутри на все замки. Обнаружив для себя Чайковского, увидев его — смущённого, скромного, неловкого — на поклонах после концерта, она забрала его себе в собственное владение и немедленно поместила в центр своего мироздания, почти сразу сообщив ему об этом, одним махом обозначив космическое расстояние, разделяющее их, и назвав назначенные ею роли: «Говорить Вам, в какой восторг меня приводят Ваши сочинения, я считаю неуместным… и поклонение такого ничтожного существа в музыке, как я, может показаться Вам только смешным». Разве похоже это послание на предложение делового контакта? Скорее, это другое письмо: «Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать». (Впрочем, если уж договаривать, то никто, пожалуй, не пострадал от пушкинского «Евгения Онегина» более, чем сам Чайковский, разглядев «письмо Татьяны» вовсе не в послании фон Мекк, а в эпистоле А. Милюковой…)

Нам, живущим через несколько поколений после фон Мекк, отравленным разнообразными историческими вариациями на тему «товар — деньги — товар», трудно понять, чего на самом деле желала женщина, свалившаяся молодому композитору как снег на голову и почти сразу предложившая ему значительное денежное содержание. Славы, чтобы все знали, что это она помогает молодому таланту? — нет, пуще всего прочего она настаивала на конфиденциальности сношений и неупоминании своего имени. Налоговых льгот за благотворительные пожертвования? — нет, выплаты осуществлялись совершенно неофициально. Сладкого удовлетворения от благодарно посвященных ей великих произведений? — нет, ведь даже на Четвёртой симфонии она запретила ставить свою фамилию и удовольствовалась скромным «Посвящается моему лучшему другу» — поди угадай, какому… Личной любви? — о нет, она уже обожглась на Иолшине и водрузила каменный крест на могиле своей женской жизни, и из-за этого с самого начала непреклонно поставила: никогда не встречаться. (Она знала: так оно надёжнее. Так от платонической любви не будет платонических детей…)

С супругой Антониной Милюковой
Но то женское, что выжило в ней после драмы с Иолшиным и смерти мужа, обладало таким же упорством и стойкостью, как и та выкованная ею самою сила, с которой она это женское давила и прятала. Едва обменявшись с Чайковским первыми письмами, уже через три месяца, вольно или невольно, она впервые выдала себя, вероятно, не отдавая себе в этом отчёта, — только потому, что всё же родилась женщиной. И даже великой женщиной, как показало время.

«Пётр Ильич, напишите мне сочинение, которое выражало бы и имело название упрёк… Мой упрёк должен быть безличным, он может относиться к природе, к судьбе, к самой себе (как откровенно местоимением в женском роде она указывает на себя!), но ни к кому другому. Мой упрёк должен быть выражением невыносимого душевного состояния, того, которое выражается по-французски фразою: je ne peux plus!» («Я больше не могу!»)

Женщины обожают посылать таинственные знаки. Цветок, дата, слово, совпадение — всё оборачивается намёком и символом, по крайней мере, для того, кто испускает красноречивый сигнал. Это тот случай, когда женщина молчит, но молчит очень громко, а все её женские посылы выглядят как надпись на воде, которую нужно уметь читать; а уж кто не успел и не сумел — тот, как водится, нас не достоин.
Мужчине воспринимать эти позывные трудно, ему нужна прямота. Скажи, что ты хочешь, и я сделаю. То мужское и деловое, что переплелось

Дезире,бельгийское сопрано

На протяжении всех тринадцати лет переписки между корреспондентами словно сохранилось вот это раз и навсегда натянутое, как тетива, ненаписанное сочинение, которому ещё до рождения было найдено название. Чайковский писал фон Мекк чаще и подробнее, чем она ему, словно всегда вынужден был потоком зафиксированной на бумаге ласки и признательности выкупать своё ежемесячное пособие. Сначала его благодарность была более чем искренней. «Никогда доброта, деликатность, щедрость, безграничное великодушие ни в одном человеке не соединялись с такой полнотой, как в ней, — писал он брату в 1877 году. — Я ей обязан не только жизнью, но и тем, что могу продолжать работать, а это для меня дороже жизни… Для меня это просто какая-то неоскудевающая рука провидения».

Потом в его письма братьям стали всё чаще закрадываться признаки досады: «К сожалению, нужно сознаться, что отношения наши ненормальны и что от времени до времени ненормальность эта сказывается». Или: «Сколько я должен быть благодарен этой чудной женщине!.. в сущности, все мои письма к ней должны бы были быть благодарственными гимнами, а между тем, нельзя же вечно изобретать новые фразы для выражения благодарности!.. Я теперь уж стал затрудняться писать ей».

Карл фон Мекк
Свыкнувшись с гарантированными денежными поступлениями, он мог написать и так: «Я помешался в последнее время на мысли, что Н. Ф. … изменила мне… В тайне души я надеялся на оставленный для меня запечатанный ящичек с… несколькими тысячами, в коих чертовски нуждаюсь. Приезжаю торжественно… иду в свой кабинет и нахожу два письма и запечатанный ящичек!.. В волнении распечатываю, раскрываю… но вместо тысяч часы и просьба принять их в подарок… Между нами будь сказано, я предпочёл бы получить не часы, а их стоимость». Повинность быть постоянно благодарным не могла не прорываться раздражением, и он давал ему выход в письмах братьям всё чаще, а через десять лет переписки равнодушно написал и своему издателю: «Есть личность, играющая первенствующую роль в истории моей жизни за последние десять лет… и, однако же, все мои отношения к ней суть исключительно почтовые».

А для неё его длинные и частые письма были счастьем. Если не знать (а она не знала) его параллельных посланий братьям, где он сетует или досадует на вынужденность своих многостраничных излияний к Н. Ф. лишь затем, чтобы к концу письма попросить ускорить или увеличить выплату «бюджетной суммы», как он это называл, — естественность и искренность тона его писем бесспорна. Когда он был целиком захвачен переживаниями личного характера (почти всегда), он отсылал день за днём буквально тетради исповедей своему названному духовнику женского рода. Это были письма-откровения, письма-беседы.

К чести фон Мекк надо упомянуть, что ни разу идущая к ней в руки информация не побудила её как-то проговориться о том, что она является доверенным лицом одного из первых русских композиторов — хотя бы ради женского тщеславия, ради светской кичливости, которые так часто встречаются в перечне человеческих слабостей. Но высокой человеческой чести в Надежде Филаретовне было больше, чем женской слабости. Дальше семейного замкнутого круга эти письма не шли. И семейный круг эту переписку, скорей всего, и задушил.

Этот семейный круг был сначала и кругом спасательным. Фон Мекк относилась к своему избраннику гораздо чистосердечнее, чем он к ней, и верила ему беспредельно. Трудно поверить, что то, что говорилось о нём даже не шёпотом, а вполне вполголоса в тесной музыкальной среде, не достигало её ушей. Вывод напрашивается один: она не хотела знать о нём ничего дурного. Он же, избегая острых углов в объяснениях, изобретал бог весть какие обтекаемые фразы, чтобы отвлечь её от того, чего не мог о себе рассказать никакими силами, и потому охотно давал своим письмам уйти в побочные русла.

Можно ведь было писать не о себе, но почти о себе: о родственниках. Каждый из них, и фон Мекк, и Чайковский, подробно писали о своих семьях и родных, посвящали друг друга в малейшие детали, сообщали все сиюминутные новости о детях, племянниках, свояках и зятьях. Фотографии, приветы, поцелуи и пожелания от тех и этих так и перепархивали годами из послания в послание. Они знали всё о нарядах, праздниках, экзаменах, именинах и болезнях той и другой стороны. Они поверяли друг другу каждую желудочную колику и каждый случай мигрени. Было трудно продолжать физически оставаться на расстоянии друг от друга, при том, что оба они становились душевно всё ближе и роднее.

Сыновья Николай Карлович и Александр Карлович

Можно было бы предположить, что Надежда Филаретовна, вложившись в Чайковского материально и духовно, была полностью поглощена этой заочной страстью и ничего вокруг больше не замечала. Но и при закрытости характера и отказе от светских выездов и развлечений она никак не отличалась узостью взглядов.

После смерти мужа она оказывала значительную финансовую поддержку Н. Рубинштейну. Позже, совершенно не афишируя своей вот уж действительно беспримерной доброты, она взяла на себя заботу об умирающем от водянки Генрике Венявском, поместила его у себя, выписала лучших врачей, облегчила ему болезнь, как могла, и именно в её доме на Рождественском бульваре в Москве он скончался в марте 1880 года.

Она же была и «первооткрывателем» Клода Дебюсси, которого взяла к себе в качестве домашнего учителя музыки. С ней и её семьей он совершил путешествие по Швейцарии и Италии и два лета провёл в её поместье Плещеево. А сколько музыкантов, начинающих или нет, одарённых или не слишком, находили у неё работу или поддержку.

В этом же случае фон Мекк словно играла с огнём: она предлагала Чайковскому в пользование свои поместья в Браилове и Сиамаках, нанимала для него квартиру во Флоренции в то же время, когда сама была там с семейством, подбирала маршруты его передвижения по Европе, назначала пансион в Швейцарии, посылала билеты в театр на спектакль, когда присутствовала там сама с дочерьми, при этом не чувствуя никакой неловкости в навязчивой ласке своей благотворительности. Всё это не могло не нервировать его, но, как ни гневался Чайковский на эту особенность их необъяснимой дружбы (разумеется, в письмах к братьям), тем не менее почти всегда давал себя уговорить: соглашался приехать, поселиться, принять, жить, пользоваться… Но он никогда не переставал беспокоиться, вечно подозревая западню в её приглашениях, и всегда оставался настороже.

П.И.Чайковский в Украине
«…Мне здесь прекрасно… но близость Н. Ф. всё-таки делает моё пребывание здесь как бы несвободным… несмотря на все её бесконечные и ежедневные уверения, что она счастлива, чувствуя меня близко… А главное, меня всё преследует мысль, что она уж не хочет ли заманить меня. Но, впрочем, ни в одном письме намёка на это нет».

«…Н. Ф. тоже была в театре, и это меня стесняло, точно так же как и вообще её близость от меня постоянно меня стесняет… Впрочем, в её ежедневных длинных, милых, умных и удивительно ласковых письмах нет ни единого намёка на желание свидеться».
Когда его немного отпускает, он с облегчением понимает, что ему ничто не грозит.

Дворцово-парковый комплекс в Браилове, Винницкой области,Украина,на берегу р. Ров, возведен в 1868 г. богатым железнодорожным магнатом К. фон Мекком, который купил браиловское имение у Ф. Юковского. Двухэтажный дворец в стиле классицизма расположен посреди живописного парка с прудами и мостиками, обустройством которого занималась жена хозяина - Надежада фон Мекк. Усадьба вошла в историю благодаря ее дружбе с великим композитором П. Чайковским. Их знакомство было заочным - многие годы, по взаимной договоренности, они общались только по переписке. 5 раз с 1778 по 1780 г. Чайковский бывал в имении фон Мекк в отсутствие хозяйки. Здесь он написал оперу "Орлеанская дева" и несколько романсов. Дворец был восстановлен после Второй мировой войны. Сейчас в здании размещается Браиловский профессиональный лицей. В левом крыле работает музей П. Чайковского и Н. фон Мекк. Посетителей знакомят с историей их отношений и творчеством композитора. Все экспонаты (мебель, музыкальные инструменты, принадлежности для письма) были переданы в пользование музею потомками фон Мекк

«…Н. Ф. перестала меня стеснять. Нужно отдать справедливость этой не только чудной, но и умнейшей женщине: она умеет устроить так, что у меня всегда есть бездна материала для переписки. Ежедневно… я получаю от неё огромное письмо. Я ей отвечаю вечером… Кроме этого, мы виделись с ней раз в театре. Ни малейших намёков на желание свидеться нет, так что в этом отношении я совершенно покоен».
Однажды в лесу близ усадьбы они всё-таки столкнулись на прогулке: пришлось отвесить друг другу нелепейшие поклоны и молча разойтись.
В поместье у фон Мекк он, бедный, жил, как в сказке

Про аленький цветочек.
Не видеться. Не звать к себе. Не строить глазки.
Платочек не сминать в комочек.
Из дома выходил пройтись не без опаски.
Записка от нее. Как страшен женский почерк!

Тонкое стихотворение А. Кушнера каждым своим словом, словно шаг за шагом, на цыпочках, запинаясь о каждую точку, подходит всё ближе к тому неназываемому, что вечно стояло между фон Мекк и гостем в её усадьбе.

Парк в Браилове

Так и она подходила всё ближе, ближе. Как можно было сделать его ещё родней, не нарушая условий задачи, как можно было переплести свои жизни ещё тесней, оставаясь при этом физически на контрольном расстоянии «дальше взгляда»? Выход был найден: поженить детей. Если один из сыновей фон Мекк женится на племяннице Чайковского, они действительно станут родственниками, и тем самым ей можно будет, пусть символически, узаконить и своё необъяснимое чувство. Фигуры были назначены: Коля фон Мекк и Анна Давыдова.

Так семейный круг сжался до размеров обручального кольца. Верная решению не встречаться с Чайковским, фон Мекк на свадьбе сына не присутствовала.

Надгробие на могиле П.И.Чайковского в Александро-Невской лавре. Современная фотография

Об этом браке приходится читать разноречивые сведения. В письмах фон Мекк восторженность постепенно уступает место недовольству невесткой, проскальзывают нотки сожаления о мягкосердечном и уступчивом характере сына. Празднично задуманный брак, вероятно, воспринимаемый ею отчасти как своё совместное детище с Чайковским, не стал образцовым. Не был он и худшим или совсем уж неудачным. У пары родилось шестеро детей, а мягкий и податливый Коля сформировался в на редкость делового и организованного человека. Судьба его была более чем трагична.

Именно он, а не старший сын фон Мекк, Владимир, на которого возлагалось столько надежд по ведению бизнеса, стал опорой железнодорожного дела, начатого отцом и матерью. Он занимался и практической работой российских железных дорог и обдумывал их перспективы, и выпустил книги по истории и экономике железнодорожного транспорта России. Он проработал уже сорок лет на благо страны, когда в 1928 году, вскоре после «Шахтинского дела», был арестован ОГПУ, обвинён во вредительстве и расстрелян в 1929-м. Приговор был вынесен тройкой, закрытым порядком. Зная методы работы этой организации, ясно, что железные дороги в этом деле могли вообще не упоминаться. Достаточно было метрики: барон, да ещё Карлович, да ещё фон, да ещё происхождение краше не придумаешь: отец — магнат, да из остзейских немцев… Не анкета, а подарок.

Уже с начала восьмидесятых финансовое состояние Надежды Филаретовны значительно пошатнулось. Обнаружились долги в акциях разных железных дорог на сумму четырех с половиной миллионов рублей. В имении Браилово, и без того бывшем убыточным, открылись долги в полтора миллиона. Поднялись интриги, конкуренты, «шайка», как выразилась фон Мекк в письме. Но…

«Что же касается Вас, мой милый, дорогой друг, то прошу Вас не беспокоиться нисколько моим положением и понять, что та сумма, о которой Вы говорите, так ничтожна в моём миллионном разорении, что она не может быть чувствительна ни одной стороне весов, и потому прошу Вас, если Вы не хотите огорчать меня, ничего и не поминать об этом. Я же, со своей стороны обещаю Вам, дорогой мой, сказать Вам самой, если придёт для меня такое положение, что и эта сумма будет иметь значение».

К сожалению, Чайковский запомнил из этого письма только утешительную фразу о гарантированной неиссякаемости «бюджетной суммы». Честное предупреждение фон Мекк, прозвучавшее в конце, он, разумеется, тоже прочёл, но посчитал, что это было приписано из вежливости. Поэтому, когда вдруг (для него — именно вдруг), после тринадцати долгих лет в сентябре 1890 пришло письмо, где она уведомила его о своём финансовом крахе и о прекращении субсидий, гром грянул воистину сильнее грохота всех на свете литавр.

Сами по себе шесть тысяч в год были значительными, но не решающими деньгами в жизни Чайковского. Другое дело, что никакая сумма, тем более идущая от щедрого дарителя, никогда не может быть признана лишней. Жил он, разумеется, не только субсидиями фон Мекк, и к 1890 году был вполне обеспечен материально за счёт собственных заслуг. Он был сражён тем, как внезапно и сухо вместе с прекращением выплаты была оборвана и переписка, и угнетён сознанием того, что — кто знает — может быть, фон Мекк решила так холодно показать ему истинность их отношений: раз нет денег, стало быть, и письма ни к чему.

Из уст Надежды Филаретовны не вылетело более ни одного слова относительно всей этой истории, истории любви, денег и музыки. По крайней мере, не сохранилось ни одного достоверного свидетельства или документа, говорящих о её реакции на происшедшее. Как осталась неизвестной и причина, заставившая её поставить двойную черту в финале этой беспримерной жизненной партитуры. Что произошло в действительности, подсказала ли ей нечто интуиция, вспыхнула ли обида на какие-то неосторожные слова или действия Чайковского, что вдруг оскорбило и оттолкнуло её так решительно?

Ультиматум ли семьи, потребовавшей прекратить пускать деньги на сторону, действительное разорение, сплетни и правда о Чайковском, дошедшие, наконец, до её ушей, интриги ли и зависть её не слишком талантливого домашнего музыканта Пахульского, долгие годы бывшего в курсе событий — точного ответа нет.

Насколько велика в этом разрыве роль семьи фон Мекк? Есть слабая версия, что общее ухудшение здоровья и развившаяся болезнь руки помешали Надежде Филаретовне самостоятельно писать письма, а принимать помощь и продолжать переписку через третьих лиц она не хотела. Есть версия, что старшие дети фон Мекк давно чувствовали себя оскорблёнными установившимися отношениями между Чайковским и их матерью, и что они раскрыли ей глаза на факты, порочащие жизнь композитора. От невнятицы и незнания истинного конца этой истории остаётся на душе тяжесть.

И огромное сочувствие к этой удивительной женщине с характером столь редкой огранки.

Надежда Филаретовна фон Мекк пережила Чайковского всего на два месяца. Она умерла от туберкулёза в январе 1894 года. Её похоронили на кладбище бывшего Новоалексеевского монастыря в Москве, теперь этого кладбища нет, оно давно снесено, и по нему проходит автомагистраль. Насколько мне известно, памятника, монумента, скульптуры в её честь не существует, если не считать колонну с надписью, установленную в 1998 в деревне Новоселки, бывшей слободе деревни Старое Сырокоренье, где на околице когда-то стоял дом её отца, помещика Фроловского.

Каменный столбик в забытой богом деревне — как мало и незначительно, чтобы запечатлеть память великой женщины, подарившей миру музыку Чайковского такой, какой мы её знаем. Звучание его музыки — во всех уголках мира, по всем часовым поясам, днём и ночью, во всех концертных залах и во всех комнатах, где стоит фортепиано, под палочку прославленных дирижёров или из-под непослушных детских пальцев — вот настоящий памятник ей.

Кто знает, как сложились бы жизнь и творчество Петра Ильича без неё, не услышь она «Бурю», опус 18, кто знает, какими стали бы (и стали ли) прочие опусы, начиная примерно с тридцатых номеров, не получи он в декабре 1876 письма с вежливо-безличным и пока ничего не предвещавшим началом «Милостивый государь Пётр Ильич» и официальной концовкой «Примите моё истинное уважение и самую искреннюю преданность».

Чем мне завершить эти беглые заметки о её жизни, как не выражениями этого же уважения и преданности — и словами глубокой, неизмеримой, благодарной любви.

Четвертую симфонию Петр Ильич Посвятил Надежде фон Мекк.Можно прослушать

Признание в любви. П.И. Чайковский и Н.Ф. фон Мекк Опубликовано: 14 янв. 2014 г. Культура 2013. Концерт. Программа основана на личной переписке П.И. Чайковского и Н.Ф. фон Мекк. В программе принимают участие актеры: Евгений Миронов, Ксения Раппопорт. Звучат фрагменты произведений П.И. Чайковского: "Ромео и Джульетта"; 4 симфония (фр-т 1 части),

Чайковский и фон Мекк

Надежда Филаретовна фон Мекк родилась в 1831 году. Отец ее, Филарет Фроловский, начал с детства прививать дочери любовь к музыке, а от матери девочка унаследовала деловую хватку, сильный характер и предприимчивость. Отец, скрипач-виртуоз, сам занимался воспитанием дочери, часто брал ее с собой в путешествия по Европе - еще маленькой она привыкла к незнакомым городам, поездам и гостиницам. С тех пор у Надежды Филаретовны и появилась охота к перемене мест, не дававшая ей покоя вплоть до глубокой старости.

В 17 лет ее выдали замуж за Карла фон Мекка. Если в 1860 году в России было только 100 км железной дороги, то уже двадцать лет спустя, благодаря деятельности ее мужа, было более 15 000 км. Это сделало семью фон Мекк миллионерами. В браке родились 18 детей, из которых 11 дожили до взрослого возраста.

Карл фон Мекк скончался в 1876 году, оставив Надежде Филаретовне большое состояние - имения и несколько миллионов рублей. Она управляла им твердой рукой. Железные дороги работали как и прежде, заводы и имения приносили прибыль, банковские счета и пакеты акций прирастали, а Надежда Филаретовна смертельно скучала, радость ей приносила только музыка. Ее состояние дало ей возможность стать покровительницей искусств. После смерти своего мужа Надежда фон Мекк начинает оказывать значительную финансовую поддержку композиторам - Николаю Рубинштейну, который в то время возглавлял консерваторию, и начинающему Клоду Дебюсси, наставнику по музыке дочерей фон Мекк.

Надежда фон Мекк, баронесса, мать одиннадцати детей, сорокалетняя вдова, богатейшая из российских женщин, могла позволить себе все, о чем можно было только мечтать в ее более чем скромной юности. Однако в ее душе давно была пустота. Сильная и властная, Надежда давно была одинока. Супружеская жизнь, длившаяся более двадцати лет, не принесла желанного счастья, богатство не дало душевного успокоения, а будущая жизнь вдовы казалась теперь мрачной и унылой.

И вот ей уже под пятьдесят, красота проходит, впереди всего несколько лет, за ними отвратительным призраком встает старость. Надо смотреть правде в глаза - все ушло, ей никогда не встретить своего человека. Надежда Филаретовна проводила дни за роялем. Она нежно любила, тонко чувствовала музыку, великолепно владела инструментом. Играя, баронесса уносилась в другой мир и вставала из-за рояля просветленной.

В 1876 году Надежда Филаретовна помогала музыканту Иосифу Котеку, у него-то она и принялась выспрашивать о преподавателе Московской консерватории Петре Чайковском: его симфоническая фантазия «Буря» произвела на нее огромное впечатление.

Котек рассказал: Чайковский преподает в консерватории, он холост и небогат, его отец запутался в делах и сейчас живет на иждивении детей. У Чайковского четверо братьев: Ипполит и Николай прочно стоят на ногах, а Модест и Анатолий вытягивают деньги из композитора. Чайковский непрактичен и непредусмотрителен, у него большие долги. Он болезненно застенчив, кланяться публике выходит на подкашивающихся ногах, тушуется в обществе, стесняется женщин. Странный человек и при том очень милый: робкий, восторженный, увлекающийся. Ему надо писать, но времени на это остается все меньше - его отбирают преподавание в консерватории и зарабатывание денег.

Через несколько дней в руки Надежды Филаретовны попала новая вещь Чайковского - она играла ее до самозабвения и вышла из кабинета с сияющим лицом, помолодевшая лет на десять. Теперь она точно знала, что ей надо познакомиться с этим человеком. Баронесса давно собиралась найти талантливого музыканта, которому могла бы помогать. Она освободит его от всех будничных забот, назначит ему достойное содержание - и Чайковский прославит ее имя.

Она верила в духовное слияние, в идеальный мистический брак, когда две родственные души сливаются в музыке. В эти дни баронесса фон Мекк почувствовала, что к ней снова вернулся смысл жизни. На ее столе появляется фотография Чайковского, и она смотрит на нее, пытаясь представить, какой он в жизни.

Она предложила Чайковскому щедрое содержание: 6000 рублей в год. Для нее это была мелочь, а на самом деле - целое состояние, такие деньги в Российской империи получали генералы. Надежда Филаретовна боялась отказа, но вскоре пришел ответ - Чайковский согласен на ее предложение, он тронут и рассыпается в благодарностях. Так началась их долгая, тринадцатилетняя переписка, мало-помалу ставшая главным в ее жизни.

В июле 1877 года пришло письмо, поразившее ее до глубины души: маэстро писал, что его долго донимала своими посланиями молодая поклонница. Наконец он решил с ней встретиться, та призналась ему в заочной, страстной, доводящей ее до безумия любви, и Чайковский решил на ней жениться. Надежда фон Мекк сгорала от ревности, невыразимо страдала и не могла даже намекнуть Петру Ильичу о своих чувствах. Она боялась, что с женитьбой их переписка оборвется и она, влюбленная и отверженная, опять останется в одиночестве. Однако сразу после венчания он почувствовал к своей жене величайшее отвращение. Ему неприятно в ней все, и он не знает, что с этим делать. Уже через несколько дней после женитьбы он в отчаянии делился с «милым другом» Надеждой: «Я совершенно не в состоянии работать: это признак ненормального душевного настроения. - И добавлял: - Наша дружба всегда будет отрадой моей жизни».

Баронесса ответила приветливым и спокойным посланием, между строк которого сквозило удовлетворение: она предполагала, что брак ее друга долго не протянет, но не думала, что это случится так скоро. Брак не смог принести того, чего так страстно желал композитор. Супруга казалась чужой, иногда она просто раздражала Чайковского, а мысль о семейной жизни так тяготила музыканта, что он в отчаянии даже задумал уйти из жизни.

В том же году Петр Ильич сбежал от своей жены, даже не объяснившись с ней, уехал за границу.

Он стал еще ближе к баронессе, а письма становились более нежными и интимными. Переживавшая за композитора покровительница пересылала ему за границу огромные суммы. Надежда не только поддерживала Петра Ильича материально, но и постоянно старалась поднять ему настроение. Зная о склонности музыканта к меланхолическим настроениям, баронесса устраивала возлюбленному приятные сюрпризы. Где бы он ни находился, очень часто он видел у себя живые цветы, которые доставлялись ему по поручению «преданного друга».

Однажды она прислала ему письмо с просьбой сочинить пьесу, которая бы выражала «нестерпимую душевную боль, разбитое сердце, растоптанную верность, уязвленную гордость, потерянное счастье». Уловивший тонкий намек, композитор принялся за создание очередного заказа и вскоре подарил Надежде целую симфонию, ставшую одним из самых трогательных и прочувствованных произведений Чайковского. Она из скромности не пожелала, чтобы там значилось ее имя, и композитор указал на титульном листе партитуры - «Посвящается моему лучшему другу».

Духовная связь с Надеждой фон Мекк оказалась для Чайковского столь мощным фактором, что, несмотря на свою психологическую неуверенность в своих силах, он мог продолжать работать.

Чайковский понимал, что никогда не сможет увидеть лица той прекрасной женщины, которая покровительствовала ему уже несколько лет. Это была ее воля - никогда не встречаться, никогда не видеть глаз друг друга, никогда не слышать голосов.

Тринадцать лет продолжалась эта переписка - история платонической и самой нежной любви двух одиноких душ, которым не суждено было встретиться в жизни.

Баронесса страдала от неразделенной любви обыкновенной, желающей счастья женщины. Однако она была благодарна композитору за годы самых счастливых минут, которые ей дарили его искренние и теплые письма. Он признавался ей в симпатии, она - в «фантастическом отношении» к нему.

Чайковский умер внезапно. Заразившись холерой, он скончался в 1893 году.

Надежда фон Мекк пережила Чайковского более чем на два месяца. Она умерла от туберкулеза 13 января 1894 года.

Из книги Воспоминание о России автора Сабанеев Леонид Л

П. И.ЧАЙКОВСКИЙ Чайковский появился на моем горизонте, когда мне было восемь лет. Он умер, когда мне минуло двенадцать… Ясно, что мои встречи с ним, встречи многочисленные, так как я был уже погружен в музыкальный мир с раннего детства, - не носили никакого характера

Из книги К. Р. автора Говорушко Эдуард

ЧАЙКОВСКИЙ И АЛЕКСАНДР III Александр III был не очень музыкален, в противоположность своему старшему брату Николаю, который чрезвычайно любил музыку и разбирался в ней. Сам он играл на… геликоне - медном военном инструменте басового диапазона и огромной величины .Этот

Из книги Тайны смерти великих людей автора Ильин Вадим

П. И. ЧАЙКОВСКИЙ Печатается по тексту газетной публикации: «Новое русское слово», 1952, 3 февраля.В оригинале обозначена рубрика: «Мои встречи». Известно об одной попытке самоубийства осенью 1877 г. Чайковский тогда сознательно погрузился в холодные воды Москвы-реки, с тем

Из книги По направлению к Рихтеру автора Борисов Юрий Альбертович

ЧАЙКОВСКИЙ И АЛЕКСАНДР III Печатается по тексту газетной публикации: «Новое русское слово», 1956, 23 сентября. Александр III играл также на валторне.Политические взгляды Чайковского были скорее либеральными: «Как бы оживилась Россия, если б государь (имеется в виду

Из книги Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным автора Волков Соломон Моисеевич

Из книги После Шлиссельбурга автора Фигнер Вера Николаевна

Из книги Фатьянов автора Дашкевич Татьяна

Чайковский О пьесе «Un poco di Chopin» («Немного Шопена»), ор. 72 № 15 То время, когда Монпарнас имел весьма деревенский вид. Бородатый Макс жил на бульваре Эдгар Кине. В своем ателье писал «улыбки маленьких блудниц». Они были у него под окном - ведь он жил прямо напротив

Из книги Чайковский в Петербурге автора Конисская Лидия Михайловна

Чайковский в жизни Баланчина Баланчин: Нa

Из книги Мои воспоминания. Книга вторая автора Бенуа Александр Николаевич

Глава двадцать четвертая Н. В. Чайковский К периоду моей жизни в Выборге относится один эпизод, связанный с именем Чайковского.Тем кто жил в то время, хорошо известно, в каком состоянии брожения находилась Пермская губ. в 1904–1905 гг. Там прославился Лбов, солдат, служивший в

Из книги 22 смерти, 63 версии автора Лурье Лев Яковлевич

1. Композиторская «Мекка» в усадьбе Надежды фон Мекк …В 1943 году, когда немца от Москвы отогнали, Правительство во главе со Сталиным обратило внимание на цвет нации - творческую интеллигенцию. Перебиваясь скудным карточным пайком, в безденежье и голоде, жили наши лучшие

Из книги Тайная жизнь великих композиторов автора Ланди Элизабет

Л. М. Конисская Чайковский в Петербурге Петр Ильич Чайковский.Жил в нашем городе удивительный человек, творец гениальной музыки. Ходил по улицам, по которым ходим мы. Бывал в домах, которые и сейчас живут своей жизнью и помнят его: у домов ведь память крепкая и долгая. Как

Из книги Петр Ильич Чайковский автора Кунин Иосиф Филиппович

ГЛАВА 45 Князь Щербатов и фон Мекк. «Лебединое озеро» Вторую половину лета и всю осень 1902 года я был, кроме перечисленных задач по редактированию наших журналов и по постановке «Гибели богов», занят еще одной крупной работой, а именно, я принял участие в создании некоего

Из книги Русские предприниматели. Двигатели прогресса автора Мудрова Ирина Анатольевна

Петр Ильич Чайковский Петр Ильич Чайковский. Выпускник Императорского училища правоведения. Автор 10 опер, в том числе «Пиковой дамы» и «Евгения Онегина», балетов «Лебединое озеро», «Спящая красавица» и «Щелкунчик», 40 инструментальных произведений. Почетный доктор

Из книги автора